На другой день я просыпаюсь оттого, что по моему лицу шарит солнечный луч. Убедившись, что я пробудилась, он перемещается на печку. Володя с Рыжиком спят на террасе, а Нина давно возится в огороде, забегая время от времени на кухню.

За завтраком Володя объявляет, что пойдёт звонить по мобильному «за бугор», закажет на вечер такси.

– Ну что? Часа на четыре? К пятичасовой электричке?

– Как скажешь. На четыре так на четыре.

Дома меня ждёт постылый компьютер и работа, работа, бесконечные переводы… «На два века труда предо мной…»

Володя удаляется, а Нина рассказывает, что в Гутты они попали благодаря Наташе и Андрею. Андрей – завотделением у них в клинике. Всю жизнь вместе проработали! Теперь Андрей Васильевич тоже рвётся на пенсию. «Кто будет работать – не знаю!» – говорит Нина с отчаяньем в голосе. А когда-то в Гуттах дачниками жили только Таня с Алёшей. Они открыли эту деревню, каждый год рисовать приезжали в эти места. Алёша и рассказал Андрею Васильевичу, когда у них в больнице лежал. А потом, уже после Нины, приехали Рита с Виктором, Саша с Ольгой…

Возвращается Володя и объявляет, что «за бугром» к нему сразу же дозвонился его «генеральный», и потому мы едем не в четыре, а немедленно, он уже вызвал такси. – Так мы же к Наташе зайти обещали, – ахает Нина, – Лушу фотографировать…

– Пойдём. Машина к их дому подъедет, они ведь как раз у околицы.

– А забор?!

– Дался тебе этот забор! Пусть лежит – разве плохо?

– А козы Николаевы заберутся? А корова? Потопчет всё…

– Коровы никакой нет.

– Как нет?! А Машка Зинаидина?

– Она её продаёт. Сама сказала. Я утром на пруд купаться ходил, а Зинаида Машку на луг гнала. «В последний раз, – говорит, – надоела эта зараза, завтра за ней приедут».

– Но этого нельзя допускать. Она же сопьётся, Зинаида…

– А то она с Машкой не сопьётся! В семь утра уже качалась, еле шла…

– Нет, Володя, человек должен о ком-то заботиться, нести ответственность за кого-то, кроме себя, иначе…

– А, ну конечно! Давай, доктор, лечи, воспитывай… «Скажет спасибо за это сердечное русский народ…»

Нина не отвечает и о чём-то сосредоточенно молчит.

– Забор? – не понимает Володя. – Да сделаю я… Лена, неси топор! Не там! На террасе!

Володя ставил забор ровно три минуты. А разговоров-то было! Ну, мужики! Точно как мой бывший муж. Месяцами умоляешь его вбить какой-нибудь дюбель: «потом, потом…», «отстань» и даже: «отвяжись, худая жизнь». И вдруг сделает за минуту. А то ещё выдумал после стажировки в Кембридже: с чем к нему ни сунешься – «Impossible!» «Impossible» – это «невозможно» по-английски. Сын пришёл в восторг и тоже чуть что: «Impossible, impossible!» Даже ввёл это слово в виде девиза в компьютер. Включаешь его, и на весь экран надпись огромными буквами «IMPOSSIBLE». А потом раздаётся мефистофелевский хохот. Я первое время пугалась. Ладно, чего ворошить, дело прошлое.

Мы в гостях у Наташи и Андрея. Андрей Васильевич – весёлый, лысый, длинноусый дядька. И какие же разные дома у дачников в «завистливой деревне» Гутты! Сказочный терем Татьяны, немного захламленный и, может быть, поэтому такой уютный оранжево-абажурный уголок брата и сестры, капитальное добротное жилище Виктора и Риты… А у Наташи и Андрея не дом даже – хатка с белёными стенами. И залитый солнцем двор – хуторок в степи.

Нина заводит с Наташей разговор о судьбе Машки и Зинаиды.

– Дочь-то к Зинаиде хоть иногда приезжает? – спрашивает Андрей.

– Какое там! Уже несколько лет её здесь никто не видел.

– Будем покупать молоко по пятьдесят рублей за литр! – решает Наташа. – А не согласится – по шестьдесят. Будем поднимать цену, пока не уговорим. Остальные тоже, думаю, поддержат.