Король Карл, почуяв добычу, нашелся и тут. Все пространства, отвоеванные у моря, он объявил своей собственностью и взял на себя осушение всех болот на равнине, ссылаясь на свои привилегии, давно устаревшие и позабытые. Он не обременял себя головоломными трудами правления, ни тем более хлопотной осушкой топких болот, Он наслаждался единственно сознанием, что он полновластный монарх, обладающий правом первых английских монархов делать решительно всё, что заблагорассудится, главным образом то, что дает ему деньги. Правда, столь сильное наслаждение обходилось в копеечку, он широко и прибыльно торговал патентами на осушку болот, а чтобы подданные его не артачились, назначал своих комиссаров, которые помогали покупателям укрощать недовольных этой чрезвычайно выгодной для одних и чрезвычайно разорительной для других операцией. Патенты охотно раскупали крупные землевладельцы, причем как преданные сторонники короля, так и вожди парламентской оппозиции. Комиссары принимали посильные даяния как от покупателей, так и от подданных и процветали. Кое-что доставалось и королю. Одни подданные неизменно теряли привычные, веками освященные средства к существованию.
На окрестности Или патент приобрел граф Френсис Рассел Бедфорд, сорока лет, в палате лордов один из самых говорливых противников короля. Нанятые рабочие прокладывали дренажные канавы по наиновейшей голландской системе, ставили изгороди и сгоняли с пастбищ пастухов с их отарами овец и стадами коров, утверждая, что отныне это уже не общинные земли, а земли графа Френсиса Рассела Бедфорда. Горожане и окрестные фермеры возмутились, вооружились косами и двинулись толпой на захватчиков с вполне очевидными и обоснованными намерениями. К Оливеру бросились за советом и помощью, поскольку он стал самым крупным землевладельцев в округе и тоже терял права на общинные выгоны. Он вовремя прискакал на поле возможного кровопролития и неожиданным красноречием, которого не обнаружил в парламенте, сумел успокоить толпу. Он взял на себя беспокойный труд судиться с бессовестным графом, а через него, стало быть, с королем. На нужды процесса он собрал по одному пенсу с каждой коровы и подал иск в местный суд. Местный суд предоставил городской общине Или отсрочку по передаче земли графу Бедфорду на пять лет, в течение которых могли явиться новые обстоятельства или отыскаться иные зацепки в законах. Граф Френсис Рассел Бедфорд подал жалобу королю. Король рассердился и намылил голову своему комиссару. Комиссар бросился к Оливеру, требуя, чтобы он забрал свой иск из суда. Оливер твердо доказывал свою правоту и обличал бессовестность графа. Комиссар вынужден был донести королю:
«Его нарочно избрали те, кто всегда стремится подорвать королевскую власть, в качестве своего заступника в Гентингтоне перед королевскими уполномоченными по делу осушения в противовес достославным намерениям его величества».
Король оказывался бессилен. Округа торжествовала. Оливер Кромвель в её глазах был герой, Хозяин болот. Он мог гордиться собой, но недолго пребывал в этом противном и тяжком грехе. Бог вовремя послал ему испытание, жестокое испытание, по правде сказать, видимо, соразмерив его с прегрешением. В 1639 году его поразила смерть Роберта, семнадцати лет, любимейшего старшего сына, юноши честного, чистого, любящего и умного, главное, верного Богу, преданного истинной вере. Он был надеждой отца, и Оливер ощутил, точно в его отцовское сердце вонзился кинжал. Вновь потерял он себя, вновь был растерян и не находил себе места. В смятении, едва ли помня себя, он отправился в Лондон. Он встречался с родными, переходил из одного дома в другой. Он не искал утешения. Казалось, он ничего не искал. Он действовал как во сне. Его двоюродные братья входили в компанию, которая приобретала земли в американской колонии Провиденс. Он в нее тоже вошел. Он внес в нее какие-то деньги. Мысль бежать, переселиться в Америку вновь тревожила его отуманенный мозг. Однако храм его души уже строился. В конце концов, он бросился за помощью к Богу, как и должно было быть. Он обратился к единственной книге. Он перечитывал целые главы. Он открывал её наугад. Однажды он прочитал: