В ходе последнего его и заметили, а когда в столице решили расширить управление особых назначений, взяли на повышение. Это сделало жизнь Илора гораздо легче физически, но так и не смогло утихомирить ненасытного зверя ненависти, зародившегося в нём с первой оплеухи, полученной много лет назад на задворках кадетской казармы. Илор лежал на жёсткой, подстриженной армейским ёжиком траве, размазывал по подбородку кровь из разбитой губы вперемешку со слюнями, соплями и слезами, и тихо шептал:

«Тонкий свет в ладонях моря…».

И волны моря, которое Илор никогда не видел, уносили его прочь от этого вонючего и жестокого места. Далеко, далеко, далеко… Сознание мальчика раскололось на две жизни, одна осталась лежать на жёсткой траве, вторая – уплыла в дивный мир, где никто никогда не посмеет обижать его.

Сейчас Илор-«тонкий свет» в сопровождении двух баров шёл на назначенные переговоры, с удовольствием отмечая странную красоту грумгорода. Того, кто впервые попал в кристаллические пещеры, соединённые не менее живописными искусственными туннелями, зрелище завораживало. Ощущение хрупкости и в то же время вековой окаменелой незыблемости вызывали монолитные серые глыбы, на которых мелким, острым бисером тонко расцветали побеги кристаллов. На головокружительной высоте, почти недоступной для человеческого глаза, брали своё начало гирлянды спускающихся вниз сосулек всех размеров и форм. Некоторые напоминали бахрому – такие тонкие и частые, некоторые – зубы огромных животных.

Илор ожидал, что соль будет скрипеть под тяжёлыми походными сапогами, но дорожки были ухожены и профессионально накатаны, потому что ничего под сапогами не скрипело и шагалось легко. И дышалось… Дышалось в царстве соли просто великолепно. Это, с одной стороны, оказалось приятным бонусом, а с другой – непозволительно расслабляло.

Закончился очередной коридор, и перед Илором возникла огромная, переливающаяся всеми оттенками белого пещера, торжественностью не уступающая, пожалуй, ни одному залу дворца Каракорума. Бары вытянулись в струну, почуяв возникшее напряжение. Навстречу императорским посланникам вышла делегация верховных грумов.

Илор узнал Генси Бернса. Буквально накануне он ещё раз просмотрел все портреты в свитке бароната. Рядом с начальником серных стоял хозяин соляных копий, даже не стараясь придать лицу приветливое выражение. С Фэнгом декану Илиничу уже приходилось сталкиваться. Хобан при необходимости представлял в штабе все гильдии рудокопов, и пару раз они крепко сцепились по поводу увеличения поставок сырья для военных нужд. Отношения между ними никто не мог назвать тёплыми, но личной ненависти друг к другу они не испытывали.

Хобан издалека заметил характерную зловещую усмешку декана и тоже сразу узнал его. Не сказать, чтобы он совсем успокоился, увидев эту кривую физиономию, но на душе стало немного легче. «Знакомое зло лучше незнакомого добра», – так подумал Хобан.

Он сделал ещё один шаг навстречу Илору, судорожно вспоминая, как этого чёртового наймаста зовут, и поклонился:

– Приветствую, декан, тебя и твоих…

Косой взгляд в сторону баров, и начальник соляной гильдии не сдержался от колкости:

– И твоих псов…

В отличие от настоящих собак, бары прекрасно понимали, что сейчас он их пытается оскорбить. Но это были армейские, сверхвышколенные слуги, поэтому ни один нерв не дрогнул на их клубящихся пушистой рыжей порослью лицах. Илор поклонился в ответ и сделал знак своим бодигардам. Бары опустились на колени, смиренно прижимая ладони к плечам. Наймасты продемонстрировали готовность к сотрудничеству.