В душе юноши чувства боролись за место в его разуме. Боль утраты ленивой лавиной покрывала его память, нашептывая ему суеверный страх перед непочтительностью к умершим. Под лавиной взрывались радость новых начинаний, из-за которых юноша изучал каждый миллиметр окружающего пространства. Он всматривался в каждую трещинку старой стены, но едва ли мог ее вспомнить через мгновение. За этим занятием он не заметил, как Норонин вернулся вместе с другим человеком его же лет, который с любопытством рассматривал новоприбывшего. Аврелиан вскочил и заговорил:

– Хороший день!

– Определенно хороший, – ответил незнакомец. – Так что ж, ты собираешься заниматься алхимией? Похвально. Мне тебя очень хорошо зарекомендовали. В бессилии и без навыков создать зелье, даже если самое простое… Ты определенно способный.

– Спасибо, – юноша посмотрел в пол, изредка приподнимая глаза. – Но разве это так уж сложно было? Просто я следовал указаниям.

– Возможно. Может, тебе и повезло. Но твоя внимательность точно была похвальной, не вздумай спорить. Впрочем, мы тебя еще проверим, вернее, твоя учеба тебя проверит. Пойдем, запишем тебя.

Два алхимика пошли в другую дверь, и Аврелиан последовал за ними. За ней были коридоры, такие же старые и неухоженные, но чистые. Они пришли в кабинет, со старой мебелью и давящим низким потолком, на который, видимо, пожалели краски. Норонин не вошел с ними, так что юноша остался с незнакомцем один на один.

– Вот что, – начал алхимик с ниоткуда взявшейся серьезностью, быстро выбрасывая изо рта слова. – Учеба у нас требует первого взноса в пять серебряных. У тебя имеется? – Аврелиан кивнул и вынул из кармана кошелек, откуда извлек монеты и положил их на стол. – Очень хорошо. Я Онторлиан, наместник гильдии в этом регионе. Учить тебя будет твой друг. Все книги и реагенты будешь получать от него. Стипендии и зарплаты у нас нет, придется продавать свои наработки людям города. Твой успех зависит только от тебя. Будешь усердно стараться и хорошо сдавать экзамены на повышение степени, и может быть, через годик-два, займешь мое место. Будешь лениться – до конца жизни останешься учеником и будешь влачить жалкое существование. В целом все. Вступаешь?

На несколько мгновений Аврелиан засомневался, но за неимением иного решительно кивнул.

– Имя и фамилия?

– Аврелиан Витанский.

Онторлиан записал его имя в большой коричневый журнал и кивнул на дверь.

– Поздравляю! – улыбнулся Норонин вышедшему юноше.

Тем же днем юношу поселили в небольшой келье с кроватью да столом. Норонин взял с собой фолиант, и, усевшись с юношей за стол, раскрыл его на первой странице. Множество непонятных закорючек сильно смутили Аврелиана, а Норонин вздохнул:

– Читать ты, как я понимаю, тоже не умеешь? – Аврелиан кивнул. – Эх, ладно. Начнем с алфавита…


Дни стали незаметно сменять друг друга. Аврелиан всеми силами старался забыться в учебе, потому ловил каждое слово своего наставника. Каждый день Норонин приходил к нему в келью, взяв с собой тот или иной реагент для зелий, и подробно рассказывал об их свойствах. Юноша сидел, не разгибая спину, и до луны корпел над эликсирами, параллельно вызубривая алфавит, очень опасаясь забыть какую-либо букву. Скоро, когда уже боли в спине перестали быть лишь мимолетным утренним воспоминанием о долгой ночи, а стали серьезной проблемой, молодой алхимик уже вовсю читал учебные тексты, и его навыки стали расти, как некогда росло его горе. Тогда же старый алхимик спросил его, не хочет ли он выйти в свет и познакомиться, наконец, с согильдийцами.

Это предложение потрясло юношу. Аврелиан как-то ни разу об этом не задумывался. Конечно, он выходил несколько раз из своей комнатушки.… Или нет? С уверенностью на этот вопрос он ответить не мог. Однако ехидная улыбка старого наставника, к которой он так привык, обезоружила его сомнения, и молодой алхимик согласился. Норонин сказал ему быть готовым вечером, и покинул юношу, оставив того наедине с эликсирами. В груди налилась тяжесть, он уже не мог сосредоточиться на учебе, отчего ни одно зелье у него не получалось, и когда одна из склянок с громким хлопком взорвалась прямо в его руках, он смирился и просто стал ожидать вечера.