– Иннааа… Ну, мы почти пришли. Вот.

Порадовало меня то, что гараж стоял не на отшибе, железные его двери смотрели на ярко освещенный двор, по которому неторопливо прогуливались запоздалые мамочки с колясками и утомленного вида собачники.

И внутри этой «базы» было весьма уютно. Лампа под потолком бросала зеленоватые отблески на чисто подметенный пол, на топчан, у дальней стены, прикрытый полосатым покрывалом, на спицы мопеда, приткнувшегося у входа.

Еще там имелся низкий столик с чайником и непонятной банкой, старый комод, стеллаж с коробками, к топчану сбоку прислонилась потрепанного вида гитара без струн.

– Да садись ты, столбом не стой, – суетился Костик. – Чистое покрывало-то.

Я села на краешек, сцепив руки на скрещенных коленках.

Костя развел суету – включил неясно откуда взявшийся обогреватель, выудил из комода две кружки, а из-под топчана – бутылку, как оказалось, с вином.

– Давай, это же не пиво, это вкусная штука, за такой концерт неплохо ж и выпить, да?

– Ты думаешь, стоит? – усомнилась я и все же отхлебнула темно—вишневую гадость.

Гадость, но она хотя бы грела. Костя рылся в стопке кассет.

– Пикника, конечно, у нас нету, но вот – есть Скорпионс. Сойдет? Для фона?

– Да включай, – махнула я рукой. В конце концов, отогреюсь и домой пойду. А он не такой уж и мерзкий тип, оказывается…

Мысль я не додумала, и молча приняла из рук парня кружку с новой порцией вина. От тепла и мелодичной музыки меня разморило, и я прилегла на топчан. Костя курил, и клубы дыма плавали в воздухе, напоминая те спецэффекты, что мы видели на концерте. Дым ел глаза, я сомкнула ресницы, и не заметила, как провалилась в сон.

Проснулась же я от того, что мои голые плечи обо что-то нещадно терлись, спину царапало нечто шерстяное и колючее, во рту было отвратительно сухо. На лицо упали волосы, и я не сразу поняла спросонья, что лежу на давешнем топчане совершенно голая, а на мне лежит Костик в таком же виде, и водит языком по моей шее, сжимая грудь одной рукой, а другую руку опустил куда-то вниз.

– Ты чего, пусти, – дернулась я.

– Инночка, детка, хватит ломаться. И ты, и я прекрасно знаем, зачем девочки ходят в гараж к мальчикам.

Он провел языком по моему соску, и тот предательски заторчал. Мне стало безумно страшно, когда я поняла, что не могу вылезти. Костик, худой и жилистый, оказался весьма сильным и ухватистым, и у меня не получалось просто сбросить его с себя. Он развел мне ноги коленом, закинул мои руки далеко за голову и прижал их за запястья.

Так странно было ощущать себя – точно лягушка, распластанная для опытов. А еще снова стало жарко. И липко. И странным же казалось ощущение посторонней кожи на моей коже. Я слышала биение его сердца, пульсацию вен на его шее. Его дыхание пахло давлеными ягодами. Мое тело было так напряжено в попытке вырваться, что я не поняла, в какой именно момент наших барахтаний вторая рука Кости сделала что хотела. А она, рука, все это время, оказывается, занималась тем, что подготавливала место для дальнейшего – раздвигала и разглаживала складки и складочки внизу, в самом сокровенной точке моего тела. Затем направляла свой… член? Пенис? Фаллос? Половой орган? (Боже, как это называть—то?!) – чтобы он попал точно в цель. Попал, уперся в преграду, поерзал, короткими толчками продвигаясь вперед, по одному ему, да еще матушке природе известному пути. Секунда – и тупая противная боль, и какое-то мокрое скольжение потом, и ощущение, что сдвинулись некие мускулы внутри моего тела, и неиспытанные доселе теплые то ли волны, то ли токи где-то в недрах живота. А потом Костя непонятно дернулся, теплое и мокрое, безымянное выскользнуло из меня и животу стало горячо и тоже мокро. Костик тяжело дышал, уткнувшись носом мне в шею, короткими поцелуями клевал в ухо и почему-то в плечо, и бормотал неразборчиво, радостно, удивлённо…