который захочет выяснить, что за предметы мы извлекли из стен аббатства и

унесли с собой. Ведь следы нашей работы нельзя скрыть полностью. Возможно,

некоторых женщин узнают и найдут. Эти сестры будут вынуждены бежать.

Потому-то я решила, что восемь из вас будут не только хранить свои фигуры,

по одной на каждую, но и примут фигуры от других сестер, если тем придется

спасаться бегством, или получат от них указания, где эти фигуры спрятаны.

Валентина, ты станешь одной из этих восьми.

– Я! – ахнула девушка. В горле у нее внезапно пересохло. – Но,

преподобная матушка, я не… я не могу…

– Ты хочешь сказать, что не слишком-то ответственна? – улыбнулась

аббатиса, хотя глаза ее оставались грустными. – Я знаю об этом, но полагаюсь

на твою здравомыслящую кузину. Когда я отбирала восемь сестер для особой

миссии, я исходила не из ваших способностей, но из стратегического

положения, выпавшего на долю каждой из вас. Твой крестный отец, Жак Луи

Давид, живет в Париже, самом сердце Франции и шахматной столице. Как

известный художник, он поддерживает дружбу со знатью и пользуется уважением

среди людей благородного происхождения. Он также является членом

Национального собрания, поскольку некоторые считают его пламенным

революционером. Я верю, что благодаря занимаемому положению он сможет в

случае нужды защитить вас обеих. И я достаточно заплачу ему за вашу

безопасность, чтобы он приложил к тому все усилия.

Преподобная мать внимательно посмотрела на девушек.

– Это не просьба, Валентина, – строго сказала аббатиса. – Ваши сестры

могут оказаться в беде, а вы сможете помочь им. Я дам ваши имена и адрес

тем, кто уже отправился по домам. Вы же поедете в Париж и сделаете все, как

я говорю. Вам по пятнадцать лет – в таком возрасте уже надо понимать, что в

жизни существуют вещи более важные, чем удовлетворение ваших сиюминутных

желаний.

Аббатиса говорила суровым тоном, но лицо ее светилось добротой – как

всегда, когда она смотрела на Валентину.

– Кроме того, Париж – это не самый суровый приговор, – добавила

настоятельница.

Валентина улыбнулась ей.

– Нет, преподобная матушка, – согласилась она. – Там есть опера,

возможно, будут балы, и говорят, что дамы носят очень красивые платья.

Мирей снова ткнула ее в бок.

– То есть, – тут же поправилась Валентина, – я смиренно благодарю

преподобную матушку за такую веру в ее покорную слугу.

На этом аббатиса разразилась веселым звонким смехом, сразу сбросив с

себя груз прожитых лет.

– Очень хорошо, Валентина. Вы можете идти и собираться. Завтра на

рассвете отправитесь. Не медлите.

Аббатиса встала, взяла с доски две тяжелые шахматные фигуры и вручила

их послушницам.

Валентина и Мирей, в свою очередь, поцеловали перстень аббатисы и

спрятали доверенные им сокровища.

Перед тем как выйти из дверей кабинета, Мирей обернулась и заговорила

впервые с тех пор, как они с кузиной вошли в комнату.

– Могу ли я спросить, преподобная матушка, – сказала она, – куда

собираетесь уехать вы? Мы будем с радостью думать о вас и посылать вам

наилучшие пожелания, где бы вы ни находились.

– Я отправляюсь в путешествие, которое хотела предпринять в течение

сорока лет, – ответила аббатиса. – У меня есть подруга, которую я не

навещала с детства. Иногда, Валентина, ты напоминаешь мне ее такой, какой

она была в те дни. Полной жизни…

Аббатиса замолчала, и Мирей показалось, что в глазах у нее застыла

тоска – если только представить себе, что столь почтенная и уважаемая особа

может тосковать.

– Ваша подруга живет во Франции, преподобная матушка? – спросила Мирей.

– Нет, – ответила аббатиса, – она живет в России.

На следующее утро, когда земля еще была залита тусклым серым светом,