– Кардинал Ришелье, – выдавил я, заикаясь, – я прошу совета! При жизни

вы были величайшим политиком Франции, несмотря на сан священника. Каким

образом достигли вы такой власти? Пожалуйста, поделитесь своим секретом,

чтобы я мог последовать вашему примеру.

– Ты?!

Привидение вытянулось до самого потолка, будто столб белого дыма.

Похоже, мои слова смертельно оскорбили его.

Затем призрак принялся бегать по стенам, как человек по полу. С каждым

кругом он становился все больше и больше, пока не занял всю комнату. Теперь

вокруг меня словно кружился неистовый смерч. Я отпрянул в сторону. Наконец

привидение произнесло:

– Тайна, которую я пытался раскрыть, останется таковой навсегда…

Привидение все еще кружилось по стенам подвала, но постепенно

истончалось, исчезая из виду.

– Сила лежит похороненной вместе с Карлом Великим. Я нашел только

первый ключ, я надежно спрятал его…

Призрак мерцал на стене, словно пламя, которое вот-вот погаснет от

сквозняка. Я вскочил на ноги и как безумный пытался удержать его, помешать

ему исчезнуть совсем. На что он намекал? Что за секрет лежал похороненный с

Карлом Великим? Я попытался перекричать шум призрачного ветра:

– Пресвятой отец! Пожалуйста, скажите мне, где искать этот ключ, о

котором вы говорите?

Привидение почти уже исчезло, но я еще слышал его голос, как утихающее

вдали эхо:

– Франсуа… Мари… Аруэ… И все.

Ветер стих, и несколько свечей снова загорелись. Я остался в подвале

один. Спустя долгое время я пришел в себя и отправился обратно в

студенческое общежитие.

На следующее утро я был склонен поверить, что все это – лишь дурной

сон, но сухие листья, прилипшие к плащу, и удушающий аромат склепа,

въевшийся в него, убедили меня, что все произошло на самом деле. Кардинал

рассказал мне, что отыскал первый ключ к тайне. По какой-то причине мне надо

было искать его у великого поэта и драматурга Франции Франсуа Мари Аруэ,

известного как Вольтер.

Вольтер недавно вернулся в Париж из добровольной ссылки в своем

поместье Ферне, якобы для того, чтобы поставить на сцене новую пьесу. Однако

большинство считало, что он приехал домой умирать. Почему этот сварливый

старый атеист, пишущий пьесы и родившийся через пятьдесят лет после смерти

Ришелье, должен быть посвящен в секрет кардинала, было выше моего понимания.

Прошло несколько недель, прежде чем я получил возможность встретиться с

Вольтером.

Одетый в сутану священника, я прибыл в назначенный час и вскоре был

допущен в спальную комнату. Вольтер терпеть не мог вставать до полудня и

часто целый день проводил в постели. Вот уже сорок лет все кругом говорили,

что он на пороге смерти.

Он ждал меня, откинувшись на многочисленные подушки, в мягком розовом

ночном колпаке и длинной белой рубахе. Его глаза горели, как два угля на

бледном лице, тонкие губы и нос делали его похожим на суетливую хищную

птицу.

Священники хлопотали в комнате, а Вольтер шумно противился исполнению

их обязанностей, как делал и раньше и впоследствии, до последнего своего

вздоха. Я пришел в замешательство, когда он взглянул на меня, одетого в

сутану послушника: я знал, как Вольтер не любит духовенство. Сжав скрюченной

рукой простыни, он объявил священникам:

– Пожалуйста, оставьте нас! Я дожидался прибытия этого молодого

человека. Он послан кардиналом Ришелье.

И Вольтер засмеялся высоким женственным смехом, а священники,

оглядываясь на меня, суетливо заторопились выйти из комнаты. Затем он

пригласил меня присесть.

– Для меня всегда было тайной, – начал он сердито, – почему этот

напыщенный призрак не может спокойно лежать в своей могиле. Как атеист, я

нахожу весьма раздражающим тот факт, что умерший священник советует молодым