– А то и улыбаюсь, Гункан, что солнце светит каждый день!

– Вы видели, какая погода на улице?

– Если солнца не видно, это не значит, что оно не светит.

Дожидаясь, пока остынет приготовленная Гунканом каша, я скучающе обвела взглядом свой ветхий кабинет и неожиданно заметила, что слева от камина появилась деревянная дверь.

– А это что ещё такое? – спросила я, осторожно подходя к своей находке, и ахнула, увидев приделанную к ней ржавую ручку. Точно такую же Лукас бросил вчера в ведёрко. Я побежала к ведру, заглянула внутрь, и, действительно, теперь на дне лежали только чётки. – Чертовщина какая-то!

Я вернулась к камину и осторожно приоткрыла найденную дверь. Петли скрипнули, и в образовавшуюся щёлку подул влажный ветер с улицы. Я потянула за ручку уже увереннее и выглянула наружу – за дверью оказался свежевыполотый небольшой сад, огороженный старым покосившимся забором, вдоль которого росли деревья.

Слева под деревом промелькнула чья-то тень, и я, громко вскрикнув, попятилась назад.

– Это Рамир, – сказал Гункан, косясь на меня исподлобья.

Я снова выглянула на улицу и присмотрелась получше. И действительно, из-под чёрного капюшона плаща торчало бледное лицо слуги. Нагнувшись, он кривой палкой усиленно расчерчивал слегка влажную почву.

– Что он делает? – спросила я Гункана, глядя на погружённого в работу Рамира.

– Грядки намечает. Чтобы вам зелень покупать не приходилось.

– Для меня? – Я недоумённо наблюдала, как ради временной хозяйки кабинета Рамир с самого рассвета работает хоть и под очень мелким, но дождём. – И давно с ним такое?

– Вы про грядки?

– Нет. Я имею в виду вообще, давно он… ну… того?

Гункан посмотрел на меня непонимающе.

– Влюбился… – пояснила я.

– А-а, вы об этом. Ещё с первой Маринэллы Гор.

– И что, он и в прошлый раз подмены не заметил?

Гункан отрицательно покачал головой.

– Бедный Рамир… – прошептала я, наблюдая, с какой любовью он чертит будущие грядки.

Завтрак я провела в размышлениях о необычном доме Маринэллы Гор. Вчера Ролан сказал, что он держится не на колдовстве, но ничем другим исчезающие из вёдер ручки и появляющиеся из ниоткуда двери я объяснить пока не могла.

– Доброе утро, – Ролан зашёл в кабинет без стука и, остановившись у порога, полез в карман.

– Доброе ли? – пробубнил Гункан.

– Моя благодарность. – Ролан демонстративно показал мне три связанный вместе веточки и бросил их в ведро.

– И что это за ветки? – спросила я, наблюдая, как он по-хозяйски сгоняет Гункана с табурета.

– Береза, ива и ясень, – ответил он, даже не глядя на меня, и тут же обратился к слуге, – наполни, пожалуйста, большой котёл и разожги под ним очаг.

Гункан удивлённо посмотрел сначала на Ролана, потом на меня. Я пожала плечами.

– Ну, разожги уж. Видишь, клиент просит.

Когда Гункан поплёлся на улицу за водой, Ролан придвинул второй табурет вплотную ко мне, присел, на мой взгляд, слишком близко и протянул мне небольшой кинжал. Я молча смотрела на оружие в его руке и не торопилась его забрать.

– Для чего это?

– Для клятвы. О неразглашении.

– Я не согласна помогать тебе. И в любом случае на крови клясться не буду.

– Будешь, Элла. Будешь. – Он схватил мою руку и поднёс её к своему лицу, внимательно изучая надетое на мой средний палец чёрное кольцо владелицы кабинета. – Интересная вещица, – сказал он, наконец отпуская мою руку.

– И что же в ней интересного?

– Думаю, ты и сама знаешь. Возьми кинжал, Элла. Я не уговаривать тебя пришёл.

Я сложила руки на груди и поджала губы, давая Ролану понять, что мнение своё не изменю.

– Я скажу это только один раз, – процедил он, кладя кинжал мне на колени. – Обычно, как Главному инквизитору, мне безразличны мелкие проступки бывших нерадивых школьниц. Мне плевать на их кабинеты и клиентуру, но ты, Элла, ходишь по грани. Сколько тебе лет? Где ты училась? Кто и, главное,