Отец Евгений, похоже, ждал именно этого вопроса. Ответ его был озвучен практически мгновенно.

– Не самая лучшая аналогия, Григорий. У светских, назовем их именно так, органов правопорядка своих препон полно. Разве ты никогда не слышал о случаях, когда кто-то писал заявление в полицию о том, что опасается за свою жизнь, а после погибал? Живет условная семья Ивановых. Муж, алкоголик или наркоман, постоянно выносит из дома ценные вещи, поднимает руку на жену. Рано или поздно терпению супруги приходит конец, и она начинает препятствовать асоциальному поведению мужа. Пытается его образумить, уходит от него, но вместо долгожданной свободы получает преследование и угрозы. «Уйдешь – убью!» – заявляет разъяренный супруг, но при этом никак до поры до времени свою угрозу не реализует. Жена, опасаясь за свою жизнь и жизнь детей, идет в полицию и пишет на своего благоверного заявление. И что делает полиция?

– А что делает полиция?

Признаться, о таких случаях я если и слышал, то не придавал им значения. Ну, есть бытовые преступления и есть. В моей-то жизни такого не было, с чего мне этим интересоваться?

– В том-то и дело, что полиция ничего сделать не может. Муж ничего еще не сделал, побои не наносил – во всяком случае, официально супруга их не фиксировала. А в запале ссоры можно что угодно сказать, мало ли. Вот и выходит, что даже те самые органы, на которые ты ссылаешься, не могут действовать до тех пор, пока угроза условного Иванова не будет приведена в исполнение. В лучшем случае эту историю повесят на местного участкового, а тот, ограниченный правами и свободами супруга Иванова, гарантированными ему государством и конституцией, может лишь пальчиком этому козлу погрозить и предупредить о неизбежном наказании, решись тот на преступление. А вдруг жена завела любовника и просто хочет уйти от мужа, а тот развод не дает? А вдруг все, что она написала в заявлении, просто наговор? Видел я случаи, когда женщины сами себя калечили и синяки ставили на руках и лице ради того, чтобы снять побои и заполучить еще один рычаг давления на супруга. Нет, Григорий, в жизни не бывает просто.

– Но закон призван защищать людей!

Меня, если честно, сейчас бомбило. Неужели все в этом мире обстоит именно так? Неужели я настолько инфантилен и наивен, что до сей поры не видел этого?

– Закон, что дышло, – горько усмехнулся священник, – как повернешь, так и вышло. И наш пресловутый Канон ничем не лучше. Всегда есть лазейки и всегда есть те, кто их будет использовать.

– Тогда выходит, что вы не стали играть роль того самого участкового. Вы же не стали ждать реального преступления тех упырей, а принялись за дело!

– Да, – коротко ответил мне священник. – И никто меня по головке за это не погладит.

– Ого, – сообразил я, – так получается, вы действовали без какой-либо санкции? На свой страх и риск?

– Не совсем так, но если все упростить, то да, – уклончиво ответил мне отец Евгений.

– Так и что же нам теперь делать?

– Думаю, нам нужно поговорить по душам с моим информатором из мира Ночи.

Так я и думал. Совет не всесилен. Кто-то сливал отцу Евгению информацию о парковых упырях. Кстати, вопрос, а зачем сливал?

– Меня опять продинамите? – заранее включил «обиженку» я, но получил ответ, которого не ожидал.

– Нет, Григорий, на сей раз пойдем вместе. Нужно уже вводить тебя в игру. На сегодня отбой, а утром встретимся в центре. У тебя же завтра выходной, как я понимаю?

Я кивнул. Не хотелось, конечно, тратить свой единственный свободный день на расследования, но что поделать – как непосредственный участник всего этого безобразия я был стороной заинтересованной. Да и, признаться, мне самому интересно было приоткрыть завесу тайны над этим миром Ночи, о котором постоянно твердил мне отец Евгений. Коли мне в нем обитать, лучше познавать его сразу.