– Моя мама… – запротестовала я.

Эбб завис передо мной и прошипел:

– Воровка Памяти и так уже всё у неё украла. Ты единственное, что у неё осталось. Поэтому прячься!

Джерм схватила меня сзади за футболку и, дёрнув за собой внутрь шкафа, свободной рукой закрыла створку. Эбб пролетел сквозь неё и замер рядом с нами.

Мы едва успели устроиться, как я услышала скрип открывающегося окна.

Эбб заметно поблек и дрожал. У меня мелькнула мысль, что ему нечего бояться, ведь он уже мёртв, но затем мне стало не до размышлений: из-за окна послышался шорох как от плотной шёлковой ткани. Джерм инстинктивно схватилась за внутренние края дверцы, будто надеялась зафиксировать их как засовами.

Я прижалась лицом к решётке.

Без света луны комната погрузилась во мрак, но я всё же смогла различить очертания женщины в тёмном платье, в поисках чего-то озирающейся по сторонам. Мне не было видно её лица, но я слышала, как она втягивает носом воздух. Её шаги были выверенны и бесшумны, и после каждого она замирала, чтобы осмотреться и принюхаться. Я не сразу поняла, что она напоминает мне мотылька, порхающего то туда, то сюда. Наконец она остановилась в изножье маминой кровати.

Я вдохнула, и на мгновение женщина застыла, а затем слегка повернулась в нашу сторону, прислушиваясь. Эбб замотал головой, и я задержала дыхание.

Женщина снова отвернулась к моей маме и заговорила тем же древним и неосязаемым голосом:

– Аннабель Оукс, сколько лет прошло? Десять, одиннадцать? Рада снова тебя видеть. Ты сильно изменилась, растеряла всю свою живость. Но… ты что-то прячешь от меня? Что заметили мои мотыльки? – Её голос сочился едва сдерживаемой яростью, но было в нём и что-то ещё – тоска и одиночество. Она смотрела на мою спящую маму, будто что-то взвешивала в уме. Затем она развернулась и снова принюхалась. – Я чую дитя, – прошептала она. – Или это что-то горит? Не могу понять. – Она прислушалась, втянула носом воздух – и у меня сердце едва не выскочило из груди. – Не может быть. Мы же забрали… – она оборвала себя на полуслове и помолчала пару секунд. – Если только… – Женщина вдруг направилась к стене сбоку от шкафа и прижала к ней ладони. – Ты меня провела? Здесь есть ребёнок? Ты её спрятала? Девочку?

Джерм нащупала мои пальцы и крепко сжала их: то ли чтобы поддержать меня, то ли чтобы успокоить себя, а может, и то и другое сразу. Женщина отошла от стены, и я бесшумно выдохнула.

Вдруг передо мной возникло лицо – женщина прокралась к шкафу и теперь заглядывала внутрь сквозь щель.

На меня смотрели зелёные печальные и совершенно пустые глаза на бледном осунувшемся лице. Уголки её губ приподнялись в змеиной улыбке. Джерм схватилась за дверцы, будто могла их удержать, я же, парализованная страхом, не отворачивала головы от щели.

– Выходите, я вас не обижу, – позвала женщина, переводя взгляд с меня на Джерм. За её спиной взвилось облако мотыльков, они начали садиться на дверцу шкафа, ползать по ней, и та заскрипела под их весом.

Несмотря на все мои старания, у меня из горла вырвался тихий стон. Нам не спрятаться. Всё новые мотыльки липли к дверце, медленно её отодвигая. Джерм схватила меня за руку.

Но вдруг что-то изменилось, и мой перепуганный мозг не сразу осознал что именно: облака раздвинулись, и комнату залил яркий лунный свет. Ведьма, от которой меня отделяли считаные миллиметры, вздрогнула, развернулась и, завизжав, взмыла к окну. На подоконнике она задержалась и, обернувшись к нам, бросила:

– До встречи в новолуние, дитя. Оно станет для тебя последним.

Мотыльки окружили её, она спрыгнула и исчезла.