– А, Гриша, проходи в дом! – увязывая во дворе телегу с пожитками, сказал Костя. Когда же Ксюша собрала на стол, попросил жену: – Ты бы сходила к Валентине, нам с Гришей поговорить надо! Вряд ли мы когда-то ещё свидимся!

– Не сходи с ума, Костя! – как и раньше, принялся увещевать младшего брата Григорий! – У тебя ж семья, двое сыновей! Вступишь в колхоз, и всё образуется! А кто ждёт тебя на чужбине? Мы ж братья с тобой!

– Братья, говоришь? – усмехнулся Костя.– А разве не ты меня уже мельником назначил? Да ни где-нибудь, а на мельнице, которую я вот этими руками построил! …Костя помолчал и продолжил: – Я ж младший, но никогда и ни о чём тебя не просил! А ты…, ты ж предал меня!

– Ну-у, загнул! – возразил Григорий. – Аль не видишь, што время такое! Може, и мне уезжать прикажешь?

– Да нет, Гришаня, не прикажу! Это ты у нас на приказы мастак! Но и под твоим руководством с Витькой Бражниковым гопаться до кучи не стану! Если б ещё с теми мужиками, кого выселили, да с Иваном Кузьмичом, может, и объединился бы!

– Как это – «гопатца»? – не понял Григорий.

– А вот так! Это Димка, сам того не ведая, подсказал мне. Поеду в город, может, ребят выучу? А ты, Гриша, не думай, что пропаду! И мешать тебе не стану!

– Ну, как хочешь, уговаривать не буду! А надумаешь вернуться, напиши! Чем могу, помогу!

Костя покачал головой и ответил: – Да нет, Гриша, не вернусь! И напишу вряд ли! Прощай!

В тот вечер расстались братья навсегда. И дом Кости, сначала с петухом, а позже, когда непогода обломала петуху крылья и сбросила его на землю, дом этот несколько десятилетий стоял безлюдным, пока совсем не разрушился. Стоял немым укором Григорию, как напоминание о младшем брате, от которого старший брат не получил ни одной весточки.

И уже после войны, где-то в начале пятидесятых, приехал в село дней на десять третий – последний сын Кости, который родился уже после того, как Костя уехал из села. Племянник Григория Саша поселился в доме своего отца и только от него Григорий узнал, что старший сын Кости водит корабли; средний, тот самый Дима – в небе летает; а младший в науку пошёл, в Московском университете учится. В тот приезд свой подружился Саша с внуком Григория Серёжкой, который тоже приехал в деревню на каникулы, охотно привечал его в доме и говорил: – Сергунь, вырастешь, приезжай учиться в Москву! – и адрес мальчонке оставил. Да только потерял тот адрес Серёжка, а Сашу до сих пор помнит.

Помнит Серёжка и грозного деда Григория. Неулыбчивым был дед и боялся его Серёжка. А Григорий и в молодости был не шибко говорлив, а в старости и вовсе смурным стал. Больше двадцати лет председательствовал Григорий в колхозе. Всю войну вместе с дочерьми, да колхозными бабами жилы рвал, и от всей этой жизни неласковой крепко выпивать стал! Придёт вечером домой: когда – трезвый, а нередко – во хмелю, глянет на маленького Серёжку и … зажмурится! Из каких глубин этот мальчонка-безотцоващина, которого нагуляла его старшая дочь, глядит на Григория его младший брат Костя? Но ведь есть, есть сходство. Не сказать, что обличьем, а такой же смышлёный, да сообразительный! И, как Костя, всё и смотрит Серёжка в небо, да о кораблях говорит! Разные у Григория и у Кости судьбы, и ребята разные. У Григория дети и внуки земные, а этот? Почему он похож на Костю, не знает того Григорий. И хочется Григорию внука приласкать, да рука не поднимается. Что-то мешает старику. Может, последний, двадцатилетней давности, разговор с Костей?

И уже на исходе жизни, возвращаясь вечером из правления на нетрезвых ногах, оступился Григорий недалеко от дома, упал и замёрз бы, если б не подобрали его возвращающиеся из клуба ребята. Но простуда взяла своё и, пролежав несколько дней в горячке, ушёл Григорий из этого мира. А перед самой смертью как-будто сбросил Григорий с себя тяжкий груз и, глядя на жену печально и ласково, уже задыхаясь, сказал: – Ты-ы знаешь, я Костю во сне-е видел и про-щения у не-е-во попросил!