Если комбинация человеческого принципа минимума и политической власти составляет проблему, можно бы, с одной стороны, попытаться изменить человека и сложившиеся в ходе эволюции модели его поведения. Такие попытки предпринимались уже не раз, особенно политикой и религией. До сих пор успеха достичь не удалось, что, впрочем, не мешает приверженцам данного варианта делать попытки снова и снова. С другой стороны, можно бы сломить политическую власть или по меньшей мере ее ограничить. Над этим более-менее успешно работают уже несколько столетий. Рассмотрим подробнее несколько таких попыток.

Один из главных уроков истории гласит, что людям необходимо организоваться в некой вооруженной форме, иначе им не отразить агрессию чужих групп. В этом смысле сплочение неизбежно. В противном случае людей просто поработят. Такая судьба ожидала бы и самоопределившихся, но беззащитных анархистов, самое позднее по достижении некоторого благосостояния. По сути, именно из такой ситуации исходил Томас Гоббс, когда писал своего «Левиафана»[52]. Реальной борьбы «всех против всех» как естественного состояния, конечно, никогда не было и не будет. Человек – животное стадное и, как таковое, склонен объединяться в стаи. В соответствующих обстоятельствах это имеет место и ныне: даже на беззаконных территориях бразильских фавел развиваются иерархии и кооперации[53].

Однако подлинная суть гоббсовского подхода заключена в том, что неорганизованному индивиду или слабой группе постоянно грозит опасность грабежа со стороны кочующих в округе более крупных или более сильных шаек. Физическая борьба за скудные блага в Гоббсовом естественном состоянии присутствует постоянно, сельское хозяйство, торговля, наука и искусства вообще не возникают. Такое состояние неудовлетворительно и как раз не обеспечивает свободы, потому что другие постоянно мешают человеку делать то, что он хочет, и даже силой отнимают плоды его труда. Альтернатива от случая к случаю объединяться с соседями в оборонительные альянсы, чтобы отразить врагов, тоже намного ненадежнее и в большинстве случаев затруднительнее, нежели создание организации более высокого порядка, которая исключительно и в обязательном для всех порядке берет на себя защиту личности, жизни и собственности.

Поэтому со временем в развитых регионах мира появился институт монополии насилия. Это учреждение, как правило, именуется полицией и имеет исключительное право пресекать применение гражданами силы для достижения собственных целей, в том числе как возмездие за бесспорно изведанную несправедливость, причем только полиции разрешено угрожать насилием или прибегать к нему. Готовым к насилию, так сказать, под угрозой насилия разъясняется, что им надлежит отказаться от применения силы для осуществления собственных целей. Ради защиты от внешних групп, готовых к применению силы и не относящихся к данному сообществу, было создано войско. Подобный порядок оказался успешным и одержал верх над другими системами. Вот почему сейчас повсюду в мире есть государства и государственные монополии насилия. Даже преступные элементы предпочитают такой порядок, поскольку тогда награбленное, украденное или добытое путем мошенничества добро не отнимут у них на ближайшем углу, опять-таки силой[54].

Тем не менее во многих местах мира люди не могут жить в безопасности. Когда надо, полиции на месте нет, она вообще обходит иные кварталы стороной или продажна и сама является частью проблемы. Пока сами власть имущие могут жить в безопасности, у них мало стимулов предлагать другим столь же высокий уровень безопасности. Но, в сущности, все государства, не могущие обеспечить своим гражданам безопасность, суть