Подняв юношу взглядом, Воинко торжественно вложил в протянутые руки очищенный молитвой меч. Зардевшийся Горий двумя руками высоко поднял оружие над собой.

– Не посрамлю славу русичей, Богами-предками данную. Тако ести!

В этот момент ему показалось, небесный луч, вырвавшийся из-за проплывавшего облака, зайчиком скользнул по лезвию меча. Долю мига он играл на металле красками. Затем, преломившись на грани, снова метнулся в бездонную ввысь. От того луча меч вдруг отяжелел и раскалился, как уголь из печи, и Горий от неожиданности чуть не выронил клинок. Ему пришлось напрячься изо всех сил, чтобы удержать оружие в руках. Медленно, не подавая вида, как ему больно, парень опустил меч к ногам. Обожжённые руки саднили, очень хотелось, собрав ладони вместе, подуть на них, как в детстве, но парень крепился. Он же теперь мужчина, воин, а воину негоже показывать на людях слабость.

Дед Несмеян незаметно оттёр слезу с заросшей щеки.

Ведун как-то незаметно преобразился, и перед Донскими вновь стоял заботливый мудрый старик. Подойдя к юноше, нет, теперь к мужчине, волхв приобнял растроганного парня:

– Поздравляю Гор, теперь ты воин Веры. Конечно, правильнее было бы у Перуна благословение на оружие получить, да где он ныне? Разорили святое место изверги. Белбог старше Перуна, тот ему внуком приходится. Ну да Дед[20] на нас не в обиде. Луч он прислал – видел же. Значит – принял тебя в светлое воинство. Теперь можешь всем говорить, что сам Белбог твое оружие очистил и к бою подготовил. Так что применяй меч только супротив ворога, а не против беззащитных. Против детей, стариков и женщин разрешается его в дело пускать, только если они на тебя первыми с оружием в руках напали. А с врагами в открытом сражении или засаде будь в меру жесток и в меру великодушен, если враг того заслуживает. Ну, – он отпустил Гория, поглядывающего подозрительно замутнёнными глазами, – вот и всё. Подождите меня за оградой.

Несмеян вышел первым, за ним, не отрывая взгляда от меча, из зарослей выбрался Гор.

За кустами калины шумел ветер, парил почти на уровне людей над долиной коршун, высматривая белок или скворцов в высокой листве. Светлый кедрач, казалось, приветственно махал ветками новому воину. Скольких бойцов, выходящих из заветных ворот, видел он за свою жизнь?!

Где-то вдалеке, в долине за Горючим камнем, раздался приглушённый расстоянием медвежий рык, и эхо его растеклось по гулкому пространству. Несмеян поднял голову:

– Гон у косолапых, самая пора любиться. Нервничает Михаил Потапыч, соперников ищет, кости размять охота, тудымо-сюдымо. Как бы нам под горячую лапу не попасть, а? – и оглянулся.

Рядом замер Белогост, с озабоченным видом прислушиваясь к отзвуку рыка:

– Не нравится мне этот косолапый.

– А почему? – вложив меч в ножны, Горий цеплял их за кольцо к поясу. – Мишка, как мишка.

– Может, и так. А может, и нет. Скоро узнаем. Ну, русичи, двинули обратно. Нам бы к обеду успеть, дела дома есть. Как бы шкуры не пересохли на такой жаре.

Пропустив ведуна, Несмеян пристроился следом. Горий, украдкой подув-таки на красные ладони, гордо придерживая рукоятку меча, потянулся за ними.

Вниз тропинка ссыпалась под ногами каменистой пылью, люди сдерживались и осторожничали. Но никто не упал и не оступился, видно, Боги благоволили. Остановившись под первыми кедрачами, огляделись. В сажени густую хвою придавила свежая медвежья куча. Воинко тревожно зыркнул по сторонам. Шумел кедрач, качались лёгкие ветки с длинными иголками. В стороне подрагивали былки малины, обсиженные дикими пчёлами. Рядом прошуршал в траве мелкий зверёк, мелькнув в нечастой зелени чёрными полосками, бурундук. Несмеян, что-то заподозрив, тоже внимательно всмотрелся в темнеющие заросли. И с непониманием оглянулся на ведуна: