«Трошки там не оказались, во ка». И поплёлся в школу. Когда он подходил к колючей проволоке охраняемой зоны поста воздушного наблюдения, расположившегося не далеко от школы на краю села, его догнал закадычный друг Володька, сосед.
«Слыхал, как у нас давеча бабахнуло. Почтальонше руку оторвало». – Начал взахлёб рассказывать Ванька.
«Слыхал». – Прервал его Володька. «Мать твоя утром к нам приходила за стеклом для лампы. Что же это так рвануло а?».
«Мишка, брат, гутарил, что взрыватель от гранаты, аль от мины». – Ответил Ванька. «Наверное, солдат, какой-нибудь потерял, а может немцы сбросили с самолёта, они нам нарочно такие штучки подбрасывают, когда летят над нами. Помнишь, нам капитан ПВО в школе рассказывал». Над головой ребят, раздалось прощальное, журавлиное, курлыканье. Неровный, неспешно перестраивающийся клин серых журавлей медленно летел в далёкие, невиданные, тёплые края. Мальчишки, задрав головы вверх, придерживая руками кепки, стали считать. «Сорок восемь». – Сказал Ванька.
«Не… сорок девять». – Не согласился Володька. Так споря и пихаясь, они шли вдоль колючей проволоки и, дойдя до угла, где стоял часовой, остановились. «Во… глянь, ну и морда, как у кабана». – Засмеялся Володька, пальцем показывая на солдата. Тот, держа в одной руке открытую, поблёскивающую жирной смазкой банку, другой рукой ел свиную тушёнку алюминиевой ложкой. «Кабанчика этого, да на фронт, там бы жир с него быстро вытек». – Не унимался Володька. «А таперече, как хорошо, стой под навесом и жри тушёнку».
«Точно, во отожрался». – Ехидно процедил сквозь зубы Ванька и метнул, в кучу пустых банок из-под тушёнки, грудкой – куском ссохшегося чернозёма. Раздался звон пустых консервных банок.
«Ну-ка, пошли отсюда, я вам дам кабана». – Часовой вышел из-под «грибка» и взял в руки самозарядную винтовку Токарева СВТ-40, стоящую до этого у визира, на котором определялся курс пролетающих самолётов: «Быстро пошли отсюда, а то стрелять буду». Ребята засмеялись и побежали дальше, в школу.
«Есть дюже захотелось». – На бегу прокричал Ванька.
«Ага, от пустых банок так вкусно тушёнкой пахнет». – Согласился Володька.
В школе все болтали только об одном; взрыв в избе. Мальчишки спорили, от какой гранаты был взрыватель. Мишка, Ванька, Володька и даже Маша были героями каждый в своём классе. Ещё, одноклассники рассказали Ваньке и Володьке, что на другом конце деревни дезертиры у глухой Матрёны забрали козу и чуть её самою не убили. Всю избу перерыли, искали самогонку. Что хоронятся они в логу, якобы кто-то их там видел. В этот день, во время занятий, Ванька со своим другом, опять довели молодую училку до слёз. Её направили, к ним в школу, преподавателем русского и литературы, перед самой войной по распределению. Всё лето она помогала, красила, белила печь, мыла полы, окна, оттирала парты от каракуль, вместе с другими учителями готовила школу к новому 1941—1942 учебном году. Молодая, с косичками, в очках, в общем настоящая училка. Директор и остальные учителя, видя в ней желание и умение работать, приняли её в свой коллектив. С ребятами, у неё было сложнее, надо было каждый день доказывать им, что она, не слегка повзрослевшая городская девчонка, а настоящий, серьёзный преподаватель.
На этот раз, два неразлучных дружка, додумались…, во время перемены, привязали нитку к тряпке, прибили гвоздь к потолку, загнули его и продев нитку, к другому концу, привязали рыболовный крючок. Когда училка взяла тряпку, чтоб вытереть доску, перед началом урока, они прицепили крючок ей, сзади, к юбке. Все мальчишки покатывались от смеха, когда она вытирала доску, махая тряпкой вверх-вниз. Край юбки тоже поднимался и опускался, показывая белые, батистовые панталоны с кружевами внизу. Девчонки тоже смущённо хихикали, опустив глаза. Поняв в чём дело, училка оборвала нитку, заплакав, выбежала из класса и прямиком к директору.