Твой Миталька.
Сокол ты мой ясный!
Хорош летать, все перья уже себе поистер, вернешься лысый. Что ты там не видел в своих звездах, каких еще гуманоидов не переловил… золотые горы мне обещаешь, реки, полные вина – не нужно мне ни хрена, мне ты нужен. Ты меня уже десять лет сказками кормишь, вернусь, вернусь, то есть, не ты меня, начальник тебя… пошли его куда подальше… Сам где-нибудь в Швейцарии прохлаждается, тебя на небо забросил… Плюнь ты на него, как на нечистую силу, и домой иди… А не то сама пойду вот так, за тобой, по звездам.
Твоя Шурочка
Вселенная вспыхивает ненавистью. Такой сильной, жгучей – даже не сразу понимаю, откуда, перебираю в уме всех врагов, начиная с первозданного хаоса. И смотрю – и не верю, что вот этот, непонятный, хрупкий, может источать столько злобы…
Не бойся, не бойся, я не обижу твои слова на экране, я не сделаю больно этим буквам. Нет, злится, прямо вижу, как шевелится в нем злоба, и хочет сказать мне что-то – и не может, боится обидеть меня.
Садится за электрическую машину.
Растекаюсь по полу – слезной лужей, он кладет на меня озябшие ноги, чтобы согреться…
Слышно, как в черном космосе ворочаются галактики.
Молчим.
До этого – дней десять, не меньше – молчали порознь, теперь, наконец, молчим вместе. Я даже и не верил, что с этим – чужим, непонятным, далеким – можно молчать вместе.
Чувствую – он устал не меньше меня, выгребая из мертвой пустыни крупицы чего-то там, высасывая астероид – хитромудрыми своими приборами. Я тоже вымотался, собирал по пустыне ничейные мечты, чтобы укрепить свою волю, искал относившиеся сны, чтобы приладить их к своим крыльям, хотел еще поискать воспоминаний, подкормиться перед долгими скитаниями, но из воспоминаний тут только его память, какая-то уж сильно… непонятная.
– Давно здесь? – спрашиваю.
– Здесь-то? Да полгода.
– А до этого?
– Да… это черт пойми уже какой по счету астероид… Тридцать лет туда-сюда мотаюсь. Задолбало уже…
– Почему не вернешься?
– Тебе какое дело?
Новый приступ ярости – какой-то странной, неуместной здесь.
– Она же ждет тебя… почему не вернешься?
– А не охренел, чужие письма читать?
Чувствую – сделал ему больно, нестерпимо больно. Вот и пойми его… как живой туман с синих земель, который чуть не так тронешь – и умирает…
– Прости.
– Прощаю.
Слышу, как в его голове бегают мысли, догоняют друг друга, хватаются за длинные хвосты.
Снова осторожно придвигаюсь к нему.
– А все-таки – почему не вернешься?
– Тебя не спросили.
– Шеф не пускает?
– Вот-вот… с-садюга.
– А сам в Швейцарии.
– Может, в Швейцарии, может, еще где.
– А плюнь на него, чтобы он исчез.
– Слушай, я на тебя сейчас плюну, чтобы ты исчез! Его не спросили… принес черт на мою голову… это вообще моя земля, тебе здесь какого надо?
Проваливаюсь в подпространства, тут же выхожу – в дальних комнатах, где электрическая машина. Что-то притягивает меня к ней – может, запрет, что нельзя смотреть, нельзя видеть… Плохо ты народ Аюми знаешь, нам только скажи – нельзя, и все, считай, мы это уже сделали…
Ласточка моя!
Мне без тебя плохо – смотрю на небо, ищу солнце, и верить не хочу, что вот эта крохотная блендочка на небе – это и есть солнце. А когда солнце заходит, ищу его на небе, не нахожу, чувствую себя так, будто у меня что-то отобрали.
Веришь, нет, бросил бы все, ушел бы к тебе – вот так, по пустоте, это если скорость моя шесть километров в час, а от меня до тебя сейчас – три световых года, это через сколько же встретимся, посчитай…
Поезжай в Париж, там сейчас шеф мой, убей его к чертям собачьим, а труп в Сену сбрось. :))))
Он меня уже достал… Честное слово, здесь уже забывать начинаю, что такое Земля, как выглядит солнце – не блендочка в небе, а настоящее, лицо твое забываю, ты мне что фотки-то новые не скидываешь, только этим и живу, что на них смотрю…