Ноябрьские записи в дневнике М. Алексеева весьма лаконичны. Но о тех чувствах, которые фронтовики-сталинградцы, долго ждавшие «неприятностей» для фашистской нечисти, испытали 19 ноября 1942 года, он рассказал во второй книге романа «Мой Сталинград». Этот день ознаменовался «небывалой силы громом, прогремевшим в неурочную для него пору над заснеженной уже степью. Раскаты его мы услышали ранним утром, и доносились они до нас, прижатых к берегам Волги, откуда-то с юго-запада: земля под нами отвечала на них легкой дрожью, хоть громовые волны докатывались сюда в значительной степени ослабленными большим расстоянием. Дрожь, переходящая в озноб, охватывала и нас самих, но это уже от внутреннего волнения, от радости, от восторга, от бурного всеобщего ликования, исторгавшего у многих из нас слезы. Люди плакали, иные даже исходились истерикой, и этих надо было приводить в чувство. Плакали, и никто не стыдился своих слез. Это были особые слезы. Они брали за самую душу не в одиночестве, а как бы в обнимку: те, что пролились или удержались на сердце солдата, от чего было еще больней, от небывало тяжких потерь, сейчас повстречались со слезами великой радости и, соединившись, переполнив сердце воюющего человека, вырвались наружу и безудержно текли по щекам и падали на молодой снежок, прожигая его до земли».

Но это ликование не снимало тревоги за успех начавшейся операции: обретшие полуторагодовой опыт суровой войны, фронтовики знали, что от начала до конца ее будет много кровавых дней и ночей. Тем более, что фашистская армия вгрызлась в землю, разведала цели и пристреляла позиции. Так и случилось. Армия Чуйкова за день наступления продвинулась левым флангом менее чем на километр, а 29-я дивизия не сдвинулась с места. Новая попытка овладеть хутором Елхи, превращенным немцами в один большой дот, обернулась крупными потерями. Поднимавший не раз бойцов в атаку старший лейтенант Алексеев чудом остался жив: пуля зацепила мочку уха.

Только через несколько дней удалось узнать, что на других участках фронта наметился успех. Дневниковая запись от 23 ноября: «Третий день идет наше наступление. Величайшая операция удалась: вся мощная сталинградская группировка врага полностью окружена. Если удастся завершить эту широко задуманную операцию, то враг будет наполовину разгромлен. Уже в наших руках Калач, Советская, Абганерово, Зеты и ряд других населенных пунктов, уже пройденных нами однажды с боями».

Шумиловский приказ командиру «дикой сибирской» был краток. Елхи взять к десяти утра 23 ноября. Накануне этого дня, ночью дивизия провела перегруппировку сил. 106-й – «алексеевский» – полк оказался в центре хутора. На исходе ночи, когда немцы не любили воевать, с трех сторон началась атака. «Досрочно», к девяти часам утра хутор был взят – впервые за много месяцев боев потери дивизии были меньше немецких.

На пятый-шестой день дивизия сменила позиции, продвинувшись на несколько километров в сторону хутора Песчанка, а потом ночью, без единого выстрела, с ходу был взят и он. Вскоре довольно быстро вышли в Ельшанку, а затем перешли на левую сторону Царицы. Капитуляцию фашистских войск батарея старшего лейтенанта Алексеева, расположившаяся за стенами разбитого драматического театра, встретила в непосредственной близости от последней берлоги новоиспеченного фельдмаршала Паулюса.

За две недели до сталинградской победы М. Алексеев отправил на Урал своей подруге Ольге Кондрашенко письмо, хорошо передающее боевой настрой молодого командира: «Запомни, дорогая Оля, этот день!

Числа 20 января радио известит вас о великих успехах наших войск. Борьба на нашем участке фронта достигла кульминационного пункта.