Армия выступает союзником государя для отпора как внутренним, так и внешним врагам. К числу внутренних относились непокорные сословия наследственных земель; различные «партии» и группировки (fazioni) знати, которые вносят беспорядок и анархию[381]; наконец, народ, восставший против своего правителя. Сам Монтекукколи при этом выступал с позиций т.н. новой придворной знати, состоявшей из преданных монарху дворян (католического вероисповедания) и выдвинувшейся благодаря войне, в противовес старой придворной знати, чье формирование относится к началу XVI в.[382] В соответствии с данными установками, Раймондо враждебно и презрительно относился к той части коренной австрийской знати, которая не хотела идти на службу к императору и воевать за него; к протестантам или новообращенным католикам; к исконным католикам, которые проявляли излишнюю самостоятельность, и т.д.[383] В трактате «О войне» монарх предостерегался и от «партий», которые разжигают гражданскую войну, обращаясь за помощью к иностранным государям. Стремясь предотвратить возникновение «партий», Раймондо предлагал насаждение единообразия – например, в одежде, но еще важнее являлась моноконфессиональность. По его мысли, император Карл V в своей борьбе с курфюрстами и привилегиями империи допустил серьезную ошибку, позволив разрастись «новой религии» – протестантизму, что привело к религиозным войнам. Кроме единообразия важно и единомыслие, отсутствие возражений монарху: «в государстве, в котором уже существует абсолютная власть (dominio assoluto)… споры чиновников и властителей должны быть рассеяны с самого начала, потому что маленькая… искра часто разжигает большой пожар…»[384].

Наконец, в своем отношении к народной массе Монтекукколи унаследовал уничижительную оценку Липсия – как к profanum vulgus, доверчивой, но склонной к злобе толпе, с которой следует обращаться то осторожно, то жестоко[385]. Кажущаяся «снисходительность» Раймондо в отношении к «простому люду» проистекала не из гуманности, а из чисто прагматических соображений; показательно в связи с этим частое употребление слов «строгость» и «наказание», которые, судя по всему, «больше соответствовали его личной склонности, чем «мягкость»»[386]. К числу внешних врагов императора следует отнести имперских князей, не желавших пускать на свои земли императорское войско и финансировать военные усилия императора. Расправа с их привилегиями привела бы к восстановлению Империи как истинной монархии, после чего можно было бы напасть на турок или дать отпор французам[387]. В случае нападения на османские земли, где речь шла не просто об отвоевании утерянных ранее венгерских земель, но и покорении новых, «оружие» (т.е. армия, шире – сила) выступало и как средство, и как своеобразное «правовое обоснование» завоевания – «per il diritto dell’arme»[388].

Таким образом, Монтекукколи был настроен вполне воинственно, хотя в историографии из него периодически лепят образ миролюбиво настроенного полководца. Согласно Лураги, Раймондо «любил мир, как всякий настоящий государственный деятель, как всякий истинный солдат, который никогда не бывает поджигателем войны или miles gloriosus»[389] . По замечанию Кауфманна, акцент на «спокойствии» и предотвращении войны в вышеприведённой цитате Монтекукколи о законе и оружии свидетельствовал о «фундаментальном оборонительном предназначении его государственного устройства»[390]. Более адекватным кажется мнение Мартелли: «Война…[для Раймондо] является не только орудием сохранения государства, она, или, скорее, абсолютное применение военной силы, составляет этическое предположение, узаконивающее монархию»[391]. Раймондо не может исключить войну из списка вариантов внешней политики, поскольку армия, чтобы сохранить мир, в определенных случаях обязана выходить на поле боя[392]. Сам Монтекукколи сформулировал мысль еще более ясно: армия никогда не должна сидеть без дела, ей надлежит либо «причинять вред врагу» (в том числе, видимо, кормиться за его счет), либо «приносить пользу себе» (что бы это ни значило), в противном случае государству «очень трудно содержать праздную армию»[393], средства бесполезно расходуются, «солдат ленится» и «томится», и так «исчезает тот пыл, который является душой прекрасных операций»[394].