– Бывает, – согласился он.

И мы ушли.

Часа через два в актовом зале учебного центра нам выдали свидетельства об окончании курса. Потом на площадке перед штабом все сфотографировались с командованием курсов на память. А вечером мы уже получили эти фото.

Тем же вечером в столовой мы устроили прощальный ужин. Кто-то уезжал уже в этот же день, большинство, в том числе и я, на следующий.

Нашего куратора, полковника Малева, на этом ужине не было. Не помню уже почему.

А фотография группы с Малевым и генерал-майором Карасевым где-то лежит у меня в альбоме…

4-го января 1995-го года я пришел на службу в первый после новогодних праздников рабочий день. У ворот военкомата сидела большая черная собака и внимательно смотрела на меня. Она частенько крутилась возле военкомата. Может, в надежде на кость, а может, просто военкомат был ее подконтрольной территорией. Я ее знал и даже немного побаивался. Поди знай, что у этой собаки Баскервилей на уме – возьмет и цапнет. Поэтому я старался с ней не конфликтовать. Иногда даже собирался взять для нее из дому кусок колбаски, да все время забывал. Словно поняв, что и сегодня колбаски у меня нет, собака отвернулась, и я прошел во двор военкомата.

Двор выглядел так же, как и в 1994-м. Очищенная от снега площадка до дверей и тоненькая протоптанная дорожка к воротам боксов гаражей…

Тогда, в 95-м, страна отдыхала не десять дней, как сейчас, а два. 1-го и 2-го января. Правда, оттого что 1-е выпало на воскресенье, к выходным добавилось и 3-е января. Итого с учетом субботы 31-го декабря мы наслаждались отдыхом 4 дня. Хотя и не все. Мне, например, пришлось разбавить отдых нарядом, и не простым, а самым что ни на есть новогодним – 1-го января. Причем о том, что мне выпадет это счастье, я знал еще с 31-го декабря прошлого года. Нет, не цыганка нагадала, и график дежурств не на сто лет вперед был составлен. Дело в том, что в нашем военкомате испокон веку, а точней с 1918-го года, вплоть до моего там появления в отношении новогодних дежурств действовало простое и суровое правило. Кто последний влился в коллектив, тот и дежурит 31-го декабря, предпоследний – 1-го января, и так далее, пока не кончатся новогодние выходные…

Но продолжу. В военкомат я вошел как обычно, около восьми часов, с настроением ближе к хорошему. Дежурил майор Даниленков. Мы постояли с ним пару минут, делясь новогодними впечатлениями, потом я взял у него ключи от 4-го отделения и пошел по лестнице на второй этаж. На втором этаже у лестницы встретил заместителя военкома подполковника Тимофеева, узнал от него, что Александров, город во Владимирской области, где он всегда встречает Новый год, к праздникам не подготовился. Снега мало, елки куцые, народ злой. Отловить деда Мороза и Снегурочку и загнать их к сыну удалось только 31-го под вечер и только за дополнительную бутылку водки. А потом, 1-го января, полдня пришлось объяснять сыну, почему руки у Мороза в наколках, а Снегурка курит, как боцман китобойного судна. В общем, ноги его там на Новый год больше не будет. Я вспомнил, что то же он говорил и год назад, поэтому не стал его отговаривать, а пошел дальше.

Вдогонку Тимофеев мне крикнул, что новогодние праздники надо вообще отменять, потому что они всех расхолаживают, после них народ неделю ничего не хочет делать, хотя работы у всех, как бобров в Тюмени. Тут надо пояснить, причем тут Тюменские бобры. Дело в том, что с год назад Тимофеев набрел на заметку в газете, что в Тюмени бобры прогрызли дамбу. А дамба была как будто бетонная. Это потрясло его и почти изменило мировоззрение. Хотя кто там проверял эту дамбу?.. Ну, написал журналюга, что она бетонная, эта дамба. А может, она не бетонная была, а деревянная? С какого похмелья тюменские бобры стали бы вдруг грызть бетон? Да и вообще, по-моему, дамбы делают из грунта, хотя я не настаиваю. В любом случае, после этого тюменские бобры на некоторое время стали у него альтернативной единицей измерения физических величин.