– Дааа, – нарисовался у него за спиной Куба. – Какая же порнография.
– Ты сам отказался помогать, теперь уж придержи язык, – себе под нос буркнул Войцех, чтобы и голосовыми вибрациями не задеть начертанного.
– Тут еще и ленты! Одним словом, черт-те что и сбоку бантик, – потешался Куба.
– Положи на место, это Олины!
– Так это совсем другое дело, – поднес ленты к носу и стал показательно нюхать Куба.
– Всё-таки ты свинья! – подскочил Войцех и отнял ленты.
– Я этого и не скрывал, – смеялся Куба. – Короче, закрывай свой кружок рукоделия, пошли принимать деревья.
– А я каким боком к деревьям? – опешил Войцех.
– Ты должен деревья пересчитать. Осмотреть. Подтвердить, что они здоровы и переживут зиму. Расписаться в приемке. Проконтролировать посадку.
– Я? – ужаснулся землемер. – Как я должен по внешнему виду определить? Да и вообще не знаю я, как по технологии их сажать. Еще и подпись под этим делом!
– Хватит нюни распускать. Назвался землемером, будь добр и посадочный план выполняй, – наседал Куба.
– Я, конечно, в этом деле не особо сведущ, но, по-моему, деревья должен осматривать не землемер, а специальный… – подбирал слова Войцех, – ветеринар для растений.
– Ветеринар для растений! – синхронно покатились Куба с Янеком. – Это называется дендролог, дурень ты!
– Вот пусть дендролог и осматривает. А я, прости господи, землемер.
– А где, позволь узнать, твоя должностная инструкция? – припер его Куба, поглядывая за подтверждением на Янека.
– Не предоставлена, – сделал Янек то, в чем так набил руку за сегодня: всадил гвоздь в крышку Войцехова гроба.
– Шах и мат. Поэтому я как старший по должности отряжаю тебя на приемку пятидесяти лип и высадку аллеи.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Увидеть за деревьями лес –и умереть
Войцех поплелся в поля, оглушенный столь неожиданным предательством (за последние дни у него всё, начиная с мало-мальского бытового сокрытия, именовалось предательством, а потому слово поистрепалось, поизносилось и потеряло свою весомость в оценке происходящего как самой крайней аморальности). Правда, раздавлен он был, по-видимому, не столь, раз прихватил ножик на обрезку препаратов. И бумагу с ручкой. Чтобы, если с деревьями совсем беда, составить актик о несоответствии. Войцех и на расстрел шел бы подготовленный – с бинтами, набором для переливания крови и готовой апелляцией.
В поле выстроилась причудливая техника: что-то наподобие тягача с раскрывающимся буром-клешней по размеру взрослых деревьев. Некоторые машины пытались держаться в колоннах, как дальнобойщики перед таможенным досмотром, но основная масса разбрелась кто во что горазд. С уровня глаз человека стволов было не разглядеть, разве что верхушку ботвы поверх ковшей. Вдоль аллеи Войцех заметил свежие ямки на расстоянии пяти-шести метров друг от друга, а в отдалении курили рабочие в комбинезонах кислотно-зеленого цвета, и все под касками. Кто-то опирался на лопату, прочие побросали инструмент. «Хотя бы разметка и рабочая сила. Есть, от чего отталкиваться», – утешился Войцех.
У первой ямки его нагнал Куба, такой же кислотно-зеленый и увенчанный каской. Он сгрузил Войцеху громкоговоритель – орудие современного главнокомандующего, которому, в отличие от полководцев древности, не нужно беспокоиться о мощи голосовых связок. Войцех предпочел начать с малого: напортачить в счете до пятидесяти сложнее всего. Не помешал бы бинокль, чтобы не бегать до каждого грузовика и не терять из виду остальных, которые тем временем тяготели к немотивированным перестроениям. «Что еще за “кручу, верчу, запутать хочу”? Вдруг действительно не все деревья довезли? Ну что ж, вспомним вожатскую молодость».