– Войцех, не тратьте время. Вы их не переделаете. Плывите по течению, ходите на заседания, голосуйте за решения, какими бы бессмысленными они ни были, и заглядывайте к пану Домбровскому за окладом. Вам не нужно ни в чем разбираться, – впервые посмотрела в глаза Оля.

Этот взгляд был до боли знаком, но так странно встретить его здесь, в мирное время и, казалось бы, в самой мирной из профессий. Так, бывало, его тетка, пережившая оккупацию с грудными детьми в землянке, смотрела много лет спустя даже на семейных праздниках: остекленело, будто у нее на сетчатке установлен маленький проектор, который безостановочно выводит на хрусталик все пережитые ужасы, и ничто по силе не сравнится с этим потоком, чтобы проникнуть внутрь и озарить уцелевшее. Она разговаривала неохотно, но всегда строго, с выговором, короткими отрывистыми сентенциями человека, который научился выживать в аду. Настолько неуютно стало Войцеху рядом с этим взглядом, что остро захотелось услышать мать, колготную и расточительную в любви к нему.

– Можно позвонить?

– Это внутренний телефон, связи с городом нет. Конфиденциальность! – вернулась Оля в свою раковину.

– А если пожар или несчастный случай?

– У нас свое пожарное депо, а у пана Домбровского лежит аптечка.

– Я не заметил на объекте пожарных машин.

– Издержки реализации. Уходите! Сейчас прибудет шеф, и начнется репетиция, – замахала руками девушка.

– Пан Берж уделяет внимание самодеятельности? – обрадовался Войцех.

– Поздно. Доброе утро! – вскочила Оля и небезуспешно надела лучезарную улыбку.

– Доброе! – вошел в приемную директор, столь притом энергичный, будто потребляет на завтрак собак породы бигль. – А, землемер. Жду в кабинете через десять минут.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Завтра он всегда бывал львом1

К кабинету стягивались лучшие умы. Это оказались Феликс и Куба. В боевой готовности околачивался Франтишек, но его не пригласили. Он наказал Оле, которая ему даже не подчинялась, докладывать об обстановке и нехотя удалился. Пан Берж предложил собравшимся пройти на восточные диваны, туда же подали чай с орехами и сухофруктами. Столь экзотичная увертюра сигнализировала: оставь тревоги о кадастровом учете, всяк сюда входящий. Здесь пойдет разговор геополитического толка.

– Не буду томить, зачем я вас собрал. Ужинал вчера со старым товарищем, он нынче в министерстве металлургической промышленности и очень симпатизирует нашим планам. Разумеется, как у всех первопроходцев, у нас есть и недоброжелатели, которые потирают руки и ждут, когда мы провалимся. Мы для них, как красная тряпка: они всё делают по старинке и боятся, что мы своим новаторством выметем их с рынка поганой метлой. Нигде строительство объектов не поставлено на такие современные рельсы, как у нас! А их управленцы? Это еще то поколение, которое чуть ли не от станка и которому директивное выполнение плана заменяло здравый смысл. А у нас как: обязательно психотип «администратор», обязательно психотип «предприниматель»… Как душат предпринимателей! Снова пытаются под одну гребенку, дай ты им экономическую свободу…

Войцех замер на краю дивана и не решался дышать. Он бывал на моноспектаклях, но нынешний камерный формат обескураживал. Пан Берж не просто растекался мыслью, а скакал с ветки на ветку всё разраставшегося баобаба. Соглашаться с аргументами? Войцеха приняли лишь накануне, и никаких новаторств, даже если они и были, новоиспеченный землемер не углядел. Присоединяться к крестовому походу против недоброжелателей? Войцех впервые узнал об объекте, только попав на него, и ему не доводилось слышать ни похвал, ни ругательств. Клеймить отсталость? На слуху крупные производства, которые успешно экспортируют, причем руководят ими отнюдь не доярки. Ополчиться на правительство? Сколько Войцех мог судить, всё имущество объекта принадлежало прежде государству, а не создавалось предпринимательскими талантами пана Бержа. Войцех надеялся, что Феликс в силу статуса или Куба по беспечности нрава вернут шефа к цели совещания, но начальник строительства полоскал чаем горло, а Куба сметал подносимые сладости.