Я, защищаясь, сложила руки на груди, вздернула подбородок. Совершенно машинально. Вот всегда некстати из меня эта бабкина порода прет, аристократическая. 

Моя бабка была дочкой княгини. Из тех самых. Головиных. По крайней мере, так легенда гласила семейная. 

Во время революции части семейства удалось сбежать за границу. А прабабка осталась. Она тогда была юной восторженной девушкой и некстати влюбилась в ярого революционера. И сбежала с ним из дома прямо перед отъездом из страны. 

Так что по маме я – Головина. Это очень смешно и глупо. И вылезает в самые дурацкие и неподходящие моменты. Вот как этот, например.                                                              

Розгин только что, буквально час назад, совершенно спокойно убил двоих людей. Плохих людей, согласна. Ужасных. Но убивать их…                                                                                               

Меня до сих пор потряхивало от жутких воспоминаний. Причем, попытку изнасилования мозг успешно заблокировал, а вот лужи крови на полу, остекленевший взгляд моего насильника, страшный хрип второго, Цепы…                                                                                                                          

И черные глаза их убийцы. Его руки, испачканные в крови, его лицо в кровавых брызгах, шею… 

Его губы на моих губах, собственную беспомощность, гораздо больше пугающую, чем до этого, в лапах того животного, теперь уже мертвого… 

Это просто вертелось в моей голове бесконечным калейдоскопом. 

- Зачем кофе? Ложитесь спать.                                                                                                                           

Я поежилась. Нет уж. Если глаза закрою, опять все всплывет в памяти. Не хочу. 

- Нет, я бы хотела кофе. У вас есть?                                                                                                                  

- Растворимый.                                                                                                                                                   

Он кивнул на шкафчик, даже и не думая двигаться с места.                                                           

Я, помедлив, все же направилась рыться в чужом доме.                                                                     

Квартира Розгина, куда он привез меня, после недолгого моего сопротивления, объяснив, что гостиницы для меня пока что под запретом, больше походила не на жилье человеческое, а на какую-то явочную эээ… Хазу? Базу? Неважно. Главное, что здесь, в принципе, нечего было стесняться. И так все грязно и запущено. А в единственной комнате только старый диван, стол и страшный комод советских времен. 

В целом, не до церемоний.                                                                                                                     

Мои привычки, мои вбитые в подкорку устои ломались с каждым днем все сильнее и сильнее. То, что я хозяйничаю на чужой кухне, такая ерунда. Как и то, что сам хозяин и не пытается проявить законы гостеприимства. Было бы странно ждать от него этого. 

Уля, угомонись уже, дама ты великосветская. Ты отныне меньше, чем никто. Ты – свидетель преступления, убийства. Ты должна идти в полицию. Иначе станешь соучастницей. Но как я пойду? 

Доносить на человека, который меня спас?                                                                                          

Подлость какая. Подлость и глупость.