Вдруг резкая тишина нависает в воздухе, когда перестрелка заканчивается. Слышен лишь тихий плач детей. Однако она длится недолго, потому что громкий крик моего отца прорезает тишину и эхом отдается от стен собора. Он похож на рев раненого льва, у которого отняли самое дорогое на свете.

Я поднимаю голову и оглядываюсь вокруг, ища среди толпы и суматохи знакомые лица. На том же месте, где в начале церемонии стояла моя семья, я замечаю знакомый силуэт. Люцио – мой двенадцатилетний брат – стоит возле дяди Альберто не двигаясь. Он в шоке. Наш отец сидит на коленях на холодном полу посреди своих солдат и капитанов. Сам Капо Каморры склонился над чьим-то телом. Только перед одним человеком Капо мог преклонить колени.

Мама…

Я перевожу взгляд на тело, лежащее перед отцом, и не могу поверить своим глазам. Моя мама лежит на холодном полу в своем окровавленном изумрудном платье, а над ней склонился мой отец, шепчущий что-то любви всей его жизни.

– Мама…

Папа поднимает голову и встречается со мной взглядом. В его глазах видны страх и боль – эмоции чуждые ему.

Всхлипы прорываются наружу, и я перестаю себя сдерживать. Мое тело трясется, но руки продолжают держаться за Данте. Мы оба лежим у тел своих любимых людей. Они оба мертвы.

Мой самый счастливый день превратился в кошмар. Я поворачиваюсь к проходу, по которому всего несколько минут назад мы с отцом шли навстречу моему жениху, навстречу новой жизни. А сейчас этот проход весь забит мертвыми телами. Все белоснежные цветы и ткань на скамьях окрасилась в красный цвет. Цвет смерти.

Люди, в чьих глазах раньше я видела лишь уважение к моей семье, сейчас смотрят на меня с жалостью. Мне чуждо это чувство. Я ненавидела его. Я не заслуживаю его. Я дочь своего отца, я дочь Капо Каморры. Никто не должен смотреть на меня с жалостью. Никто и никогда.

Я наклонилась над телом Данте и в первый раз прижалась к его все еще теплым губам. Это был прощальный поцелуй.

– Мне так жаль…

Крупная слеза упала на его щеку, когда я трясущими пальцами опустила веки и закрыла эти пустые глаза.

С ватными ногами я встала и, пошатываясь, дошла до папы, который продолжал баюкать у себя на коленях мою маму. Рядом с ним стоит Люцио и тихо плачет, смахивая слезы с пухлых щек, но увидев меня он перестал сдерживаться и подбежал ко мне в объятия. Я прижала его и крепко обняла, поглаживая по спине. Его маленькое тело трясется от рыданий и всхлипов. Я чувствую его боль всеми клеточками своей души, и как бы мне ни хотелось унять его боль и забрать ее, я не могу…

– Пойдем, Люцио, – дедушка подошел к нам и разнял нас, чтобы увести моего брата подальше от этого ужаса.

– Я хочу остаться с мамой, – он заикается от рыданий.

– Давай же, сынок.

– Иди.

Его маленькие, но сильные руки напоследок сильнее сжали меня и отпустили, чтобы уйти с одним из наших людей. Убедившись, что моего брата забрали из этого хаоса, я наконец осмелилась посмотреть на тело, лежащее в руках отца, и от увиденного меня затошнило. Каменный пол окрасился в кровавый. Мои ноги подкосились, я упала на колени и подползла к своим родителям. Мои пальцы скользили по липкой и теплой крови, пока не нашли холодную руку моей мамочки. У нее в груди четыре дыры от пуль, глаза закрыты, словно она провалилась в сон, а на лице нежная улыбка. Все такая же красивая…

– Она спасла меня, жертвуя собой.

Я подумала, что мне послышалось, пока папа не повторил это еще раз. Его слова крутятся в моей голове на повторе, пока осознание медленно доходит до меня. Моя мама спасла жизнь отцу, закрыв его собой. Моя мамочка…

Голова закружилась, дышать опять стало тяжело из-за давления в груди. Мне не хватает воздуха. В глазах потемнело, все вокруг начало плыть. Я вижу папу, но не могу распознать, что он говорит из-за шума в ушах. Темнота пожирает меня, но прежде, чем провалиться во тьму, до меня доходят последние слова папы: