– Я любила носить джинсы и безразмерные рубашки, футболки – тогда так было модно. Копила на помаду и потом красила губы малиновым цветом. Ярким, чтобы меня издалека было видно, – Женя усмехнулась, и я следом за ней. В моем детстве тоже были «дикие» губы в знак протеста всему. А еще роковые «стрелы» вокруг малолетних глаз и дешевые блестки от лака в волосах. Почему нам так не нравится быть детьми? – Все говорили, что я должна стать моделью или актрисой. У меня еще длинные такие волосы были, до пояса. А я хотела стать женой Славика из пятого дома. Сначала мы с подружками просто ходили мимо его компании. Они были старше на несколько лет, мы как-то стеснялись, а они не звали нас. А потом мы со Славиком познакомились в продуктовом магазине. Я волновалась и улыбалась ему изо всех сил. Хлеб выронила из рук, смеялась без повода, злилась на себя, что была с ненакрашенными губами. Но он позвал меня в его компанию.

В одну секунду я очутилась в своем собственном прошлом. Большая труба за школой и спортивная площадка – две главные точки сбора молодежи нашего района. Там круглосуточно крутились и старшеклассники, и мы. Гитара, Цой,[7] сигареты, зажатые пальцами с характерными «точечками» от синей ручки, первые поцелуи, дешевое вино. Для многих из нас эти места на карте города определили будущее.

– Его компания, как и он сам, не были паиньками. Но мне хотелось доказать, что я взрослая по-настоящему, а не только своей помадой на губах.

– Он был твоим первым мужчиной?

– Да. Это случилось у него дома, – Женя вздрогнула, но быстро вернулась. – Это было осенью, в сентябре, днем. Он усадил меня на кровать и начал целовать. Потом он снял с меня одежду и лег сверху. Конечно, я была уверена, что это все – навсегда. И что он тоже так думал.

– А теперь ты знаешь, что не думал?

– Теперь я стараюсь об этом не вспоминать.

Я попросила официанта принести нам чай с мятой. Небо в окне кофейни сильно потемнело. Мне показалось, что Жене неприятно вспоминать прошлое. Нужно было взять небольшую паузу и отдышаться. Я чувствовала, как иду по заминированной душе, – один неверный шаг, и мы обе подорвемся. Скорей бы начался дождь.

– Я ни разу не пожалела, что именно он был первым. Не знаю, женщины вообще о таком жалеют, если это было по их воле?

– Не знаю, – я честно пожала плечами. – Я тоже никогда не сожалела. Он мне потом вырвал сердце, но за ту ночь я ему всегда буду благодарна. Знаешь, у нас с тобой, оказывается, много общего. А ты говорила, что я не смогу понять тебя.

– Мне казалось, если старше – значит, умнее. Родители перестали иметь значение за одну секунду. Не знаю, как это происходит. Но такое случается, и это очень страшно. Ты начинаешь следовать за человеком, которому на тебя наплевать. Потому что ему на всех наплевать, он сам не особо смыслит. Говорит какие-то громкие слова, спокойно выходит на крышу дома, и тебе кажется, что он стоящий. Обманываешься, в общем. Ничего вокруг не замечаешь. Не понимаешь, что обманываешься. Взрослые тоже часто попадаются, а я была совсем ребенком. Все было быстро: кто-то притащил в компанию травку, а потом и амфетамин. Сначала в таблетках. Все пробовали, и я тоже. Я думала, мы были одним целым. Это было здорово, как ощущение полета. В этом тесном городе, в одних и тех же джинсах, с распущенными волосами, казалось, что весь мир – наш. Нам не нужны были другие страны, моря и океаны, дома с канделябрами… Мы были здесь и сейчас. Нам было четырнадцать и семнадцать лет – о какой смерти могли быть мысли? Мы вообще об этом не думали. Мы вообще ни о чем не думали. Как-то очень быстро почти все перестало иметь значение. Здесь и сейчас.