Я тихо позавидовала. Так жарко на улице, в голове – настоящее желе из мыслей, найти конец одной и начало другой почти невозможно. Люди вокруг такие разные, кто с соком, кто с желтой большой сумкой, – интересно, о ком они думают?

– У Саши плохое зрение. Он иногда носит линзы, но мне даже нравится видеть его в очках. Он шутит, что лет через десять я буду его поводырем. Такой большой и такой наивный – разве по жизни ведут глаза? Мы решили завести ребенка как можно быстрее. И знаешь, в чем дело? Выяснилось, что у меня с этим проблемы. Именно у меня. Я не могу иметь детей, по крайней мере, на этом сходится большинство врачей. Я оказалась красивой обверткой не такой уж и вкусной конфеты. Все это время я думала, что Саша выиграл меня, а выяснилось, что это я – его.

По залу разливались звуки Джо Кокера[6] – еще одного великого музыканта, покрытого сединой времени. Я снова окинула взглядом зал, чтобы неприятная правда Леры улеглась в воздухе. Люди. Молодые и хорошо одетые, коротко стриженные и длинноволосые, с накрашенными глазами и браслетами на руках, в безразмерных футболках и выглаженных рубашках. Таких миллионы. И ты среди них с чертовой уверенностью, что знаешь все про каждого, что сможешь безошибочно определить, с кем из них твоя жизнь сложилась бы лучше некуда, а с кем – полетит навстречу затопленной Атлантиде. И чаще всего ошибаешься. Логично: когда начинаешь чувствовать себя богом, перестаешь слушать реальность.

– Все серьезно?

– Не знаю. В конце концов, есть ЭКО и прочие достижения медицины. И в самом конце концов – усыновление. Дело не в этом. Дело в том, что я сидела ночами и сомневалась: зачем он мне нужен, а вдруг он уже не может иметь детей? Я никогда и подумать не могла, что это я могу их не иметь. Вот. – Лера покрутила в руках пустой стаканчик от мороженого. – Наверное, именно это я и хотела тебе рассказать. Никто не идеален, и ты никогда не знаешь, где подвох. Поэтому – к черту стереотипы.

– Ты сейчас про зеркала?

– Именно. Обязать бы людей каждое утро пятнадцать минут разглядывать свое собственное отражение и только после этого идти на работу и общаться с людьми.

Я представила себе квартиры, увешанные зеркалами. Чем больше ты себе врешь, тем больше зеркал вокруг тебя. Открываешь глаза – отражение. Запираешь дверь на ключ – отражение. Выбрасываешь мусор – отражение. Покупаешь хлеб, спешишь в офис, подкуриваешь сигарету, вызываешь такси. В баре, всюду каждый твой шаг – твое отражение. Чтобы не забывать: мир вокруг – это ты.

– К черту стереотипы. В моей жизни было достаточно мужчин, которые не хотели заводить со мной отношения по той причине, что я – наполовину грузинка. Я обижалась. А мне, скорее всего, повезло.

– Даже не сомневайся в этом.

– И ты не сомневайся. У вас будут самые замечательные в мире дети.

Наполненные солнцем, мы сидели друг напротив друга. Жара нехотя, по миллиметру уступала место едва уловимому вечернему ветру. Мое платье все так же билось об пол, а на шее у Леры висел кулон с жемчужной капелькой. В воздухе царило спокойствие. Если выбор сделан искренне, на душе всегда очень спокойно.

«Это было самое прекрасное время, это было самое ужасное время – век мудрости, век безумия, дни веры, дни безверия, пора света, пора тьмы, весна надежд, стужа отчаяния, у нас было все впереди, у нас впереди ничего не было, мы то витали в небесах, то вдруг обрушивались в преисподнюю» – так начинается роман Чарльза Диккенса «Повесть о двух городах». И так можно начать историю Жени.