Таращит глазенки, ресницами длинными хлопает, но кивает.

– Вот молодец. Ну все, беги, развлекай свою фею, – поднимаюсь и хочу побыстрее слинять к себе. Выспаться, а потом уже думать что дальше.

– А–а... Михаил,  – останавливает меня Олеся, – что входит в мои обязанности?

– Ах, да. Следишь за ним, – показываю на ребенка, – круглосуточно. Кормишь, поишь, играешь.  Купание там, прогулки тоже. Что еще детям надо я не знаю. Ты же няня, ты и думай.

Резковато получилось. Зато границы дозволенного очертил. Не с порога же ее в кровать тащить. И вообще надо разборчивее становиться в связях. Олеся может, как и все, быстро наскучить, а Матвей у меня неизвестно как долго пробудет, так что надо пока с горизонтальными отношеньками с нянькой повременить. 

Разворачиваюсь и ухожу к себе в комнату. Заваливаюсь в кровать прямо в одежде. Какое–то время прислушиваюсь что там за дверью, но все тихо.

Мыслями возвращаюсь к разговору с "доброй феей". Глазищи эти… с ненавистью. Так и мерещатся, в какой угол ни гляну. Везде они.

Вот же… пигалица. Прямая и бесстрашная. Но именно это мне в ней и понравилось. А еще вспоминаю реакцию ее и свою, когда она передо мной на коленях стояла. Эх, сюда бы ее, да позицию на репите до рассвета… Ну и что, что Настя не в моем вкусе. Это я сразу ее не разглядел, а так вполне симпатичная. Натуральная.

Незаметно проваливаюсь в сон.

Где–то на задворках сознания слышу стук в дверь, но сил отреагировать нет.

11. 11. Настя

Мечусь по дому весь вечер, не могу найти себе занятие. Мысли заняты Матвеем и Лесей. Как они там? Нашли общий язык, подружились? На Медведя мне плевать, а вот малыш и подруга… 

Голова начинает болеть от бесконечных взмахов. Прогоняю из нее непристойные картинки с участием Леси и Медведя и брошенного, залитого слезами Матвейки. Нет-нет, не может такого быть, должно же благоразумие быть у взрослых? Морщусь, вспоминая похотливый взгляд шефа на Олесю. Кобелина! Лучше бы о ребенке заботился, а не под юбки заглядывал. 

Десятый раз хватаюсь за телефон, жду звонка или смс от Леськи. Что, сложно, что ли, ей поделиться впечатлением от новой работы?

Не звонит, не пишет. Я в который раз набиваю текст и стираю. Почему у меня ощущение, будто я влезаю в другую семью, и мои  звонки и смски могут повредить чужим отношениям? Как глупо, убеждаю себя, никакой семьи нет и в ближайшее время не предвидится, а червяк сомнений гложет и гложет.

Но я же могу узнать как там Матвей? Если он плачет, то я попробую его успокоить по телефону. Он же меня слушал сегодня. А если я смогла с ним договориться, то и Леська сможет.

Аааа! Что делать?

– Настька, ужин скоро? – кричит из комнаты Женька.

Ужин!

Хватаю из шкафчика первую попавшуюся пачку крупы. Это оказывается рис. Пачка выскальзывает из рук и шмякается на пол. Рис рассыпается, я падаю на колени, чтобы собрать его. Рисинки высыпаются из пальцев. Не могу понять, что я делаю и что надо сделать с этой кучкой. Сижу, туплю.

Женя притопал на шум, заполнил собой половину кухни.

– Систер, ты чего?

– Ничего. Вот, – растерянно развожу руками, указывая на катастрофу с крупой.

– М–м.

Брат, подхватив меня под колени, легко отрывает от пола и усаживает на табуретку. Сам поднимает пачку с оставшимся рисом и в два счета собирает рассыпанный.

Бросив на меня мимолетный взгляд, вытаскивает вторую табуретку, садится напротив.

– Рассказывай.

– Что?

– Все. Что случилось?

Пожимаю плечами.

– Ничего.

Хватаю со стола бумажную салфетку, нервно тереблю краешки.

– Мне не ври. Я же вижу, на тебе лица нет. На работе что–то? – Рука брата тянется к салфетке, спасая несчастную. – Обидел кто?