"Может не надо? Идея не очень. Давай я фотку при случае сделаю?"
"Поздно, жди"
И пока я занимаюсь самобичеванием, шеф с сыном возвращаются, но не одни.
Та самая белобрысая хамка–фифа с ярко–красными губами, сверкая длинными ногами из–под короткой юбки, идет походкой модели через всю приемную прямиком в кабинет директора. Сам он с Матвеем на руках топает следом, не сводя похотливого взгляда с ее маятником колыхающихся бедер. Только что слюнями не капает. Нам точно нянек прислали или в агентстве что-то напутали?
– Стрекоза, за мной, – отдает приказ не глядя.
А сам предупредительно распахивает перед фифой дверь, радушно улыбается. Ну вот, Матвей, нашлась няня для твоего папочки.
Следую позади этой троицы, хотя не понимаю зачем я им там.
– Присаживайтесь, э–э... – зависает Шведов перед дамочкой.
– Кристина. Кристина Валериевна, – чуть ли не по слогам жеманно выговаривает фифа, располагаясь на услужливо отодвинутом для нее стуле.
Шеф с Матвеем плюхается в свое кресло.
Кристина Валериевна закидывает ногу на ногу, грудь вперед, готова внимать Медведю и отвечать на вопросы. За всем этим преставлением чувствую себя тенью. Директор меня позвал и как будто забыл о моем присутствии, поэтому сажусь с блокнотом поближе к выходу.
Матвея шеф усадил себе на колено, и ребенок внимательно рассматривает кандидатку в няни. У меня складывается ощущение, что Шведов смог как–то договориться с мальчиком и тот теперь с отцом заодно – участвует в отборе. Не то, чтобы я не рада, но с другой стороны, я же сама Матюшке предложила поиграть в сказку с доброй феей и заколдованным отцом, а он послушный мальчик…
– Кристина Валериевна, – повторяя тягучие слоги отчества, начинает шеф. – Как вы, наверное, поняли, мне нужна няня…
Кристина Валериевна кивает. Лица ее не вижу, но явно представляю, как горят ее глазищи, и призывно приоткрыты ярко-красные губы.
– … Для вот этого чудного мальчугана.
– Он такой хорошенький, – расплывается Кристина, а меня коробит от ее сахара. Не нянькой она хочет быть, а поближе к отцу мальчика подобраться, неужели Шведов не видит этого?
– Он немой, – добавляет шеф.
– А чей?
– Он не разговаривает.
– Да?
Девушка несколько секунд сидит, не шевелясь, а потом растеряно оглядывается на меня, видимо хочет, чтобы я подтвердила слова Михаила Ивановича. Наклоняю голову – да.
– А… а как с ним разговаривать? Я на пальцах не умею.
Я фыркаю, чем привлекаю внимание директора. Он, вперившись в меня звериным взглядом, поясняет Кристине Валериевне:
– Как обычно. Он все слышит, почти все понимает, ответить не может… обычным способом.
– Я… я боюсь, я не справлюсь.
Кто бы сомневался. Закатываю глаза к потолку, что не ускользает от Медведя.
– Хм, вот как? До свидания, – обрубает Михаил Иванович, мгновенно теряя интерес к собеседнице.
Молодец шеф, включил голову, а не то, что в штанах.
Девица вскакивает, бежит из кабинета как ошпаренная. Лицо пошло пятнами и потеряло свою приторность.
– Ну что, Матвей, первый блин комом? Стрекоза, – холодно бросает мне, – зови следующую.
Бесит! Как же он меня бесит своей стрекозой!
– Меня зовут Настя! – шиплю ему в ответ, взмахиваю волосами и, задрав подбородок, иду в холл за очередной кандидаткой.
Следующие несколько девушек проходят отбор примерно по такому же сценарию и уходят ни с чем. Пусть внешне они не такие звезды, как "Кристина Валериевна", но, услышав про особенного ребенка, вдруг оказывается, что они не могут взять на себя такую ответственность. И даже харизма Шведова на них не действует. Мой косяк, очевидно, был в том, что я сразу не предупредила агентство о проблеме Матвея, вот и прислали кого прислали.