В 1919 году Алексей Грановский (1880-1937) организовал в Петрограде молодежную еврейскую студию. Актёры студии составили ядро ГОСЕТа, спектакли в котором игрались на идиш. В 1920 году театр переехал в Москву и получил зал на сотню мест в Чернышевском переулке. Этот зал и довелось оформлять Шагалу. Для ГОСЕТа художник создал огромное панно «Введение в национальный театр», которое словно действительно «подводило» зрителей к сцене, и четыре символические панно «Музыка», «Танец», «Литература» и «Театр». Позднее ГОСЕТ переехал в новое помещение на Малой Бронной с залом на 500 человек. Панно Шагала уцелели и сейчас хранятся в Третьяковской галерее.

Послереволюционные годы стали временем подъема и творческого горения, временем неутомимых поисков новых форм и дерзких экспериментов. Мейерхольд, Таиров, Вахтангов, на Украине Лесь Курбас – все они искали новые способы театральной выразительности, разрабатывали собственные системы воспитания актёров нового типа. Возможно, у Грановского не было чётко выраженной творческой программы, подобной программе Мейерхольда или Курбаса, однако он отвергал традиции Пурим-шпилей, поэтому для него важно было по-новому воспитать молодых актёров еврейского театра. Со дня основания студии такой актёр нашёлся – это был Соломон Михоэлс. Позже, когда ГОСЕТ переехал в Москву, появился и второй подобный актёр – Вениамин Зускин. На протяжении всей истории ГОСЕТа эти две фигуры определяли успех театра в России и в Западной Европе.

…Шагал с головой погружается в работу по оформлению театра, отметая мысли о хлебе насущном, о голодных дочери и жене. Роль Беллы Шагал, его ангела-хранителя, чей образ проходит через все творчество художника, исполнила Кэйт Сабер. Вернее, она исполнила две роли, поскольку в руках у Беллы кукла, в которой зрители угадывают дочь художника Иду. Впрочем, куклы могло и не быть, вполне достаточно, что на переднике Беллы нарисован младенец, как на картине Шагала, который рисовал дитя в утробе матери. Белла в исполнении Сабер нежна и женственна. Своими мягкими движениями Белла словно создает вокруг художника ореол, защищая его силой своей любви.

Грановский между тем самозабвенно репетирует спектакль «Агенты» по пьесе Шолом-Алейхема, под метроном настойчиво отрабатывая с актёрами упражнения для тела и голоса, напоминающие элементы мейерхольдовской биомеханики.

На сцену опускается дуга, по которой взбирается крошечный паровоз – и зрители получают уникальную возможность воочию увидеть декорации Шагала, созданные для пьесы «Агенты», которая ставилась в ГОСЕТе. Шагал тем временем вдохновенно экспериментирует, расписывая костюмы и лица актеров.

Наконец, панно «Введение в национальный театр» готово. Радостно удивленные, актеры узнают на полот не сами себя. Но внутренние конфликты уже начали разъедать согласие, царившее между творцами. Грановский ревнует Шагала к еврейскому театру «Габима», также привлекшему художника к сотрудничеству. Нищета и конфликты в творческом цеху, в конце концов, вынуждают Шагала вместе с семьей покинуть Россию.

Вслед ему звучит пронзительно грустная мелодия, которую виртуозно исполняет Скрипач – Макс Зорин, словно сошедший с шагаловского панно «Музыка». Скрипач, один из излюбленных образов Шагала, то и дело появляется на сцене. В самые радостные и самые печальные мгновения чистый звук его скрипки сопровождает воспоминания мастера.

Словно пламя вспыхивает на сцене во втором действии. Это актеры театра ГОСЕТ в огненно-алых нарядах на фоне красных, пылающих как угли, декораций играют на гастролях в Париже в 1928 году спектакль «Путешествие Вениамина III» по пьесе М. Сфорима. Встреча Шагала и Беллы с актёрами проходит необычайно тепло.