– Ни одной юбки не пропустил, – продолжает за меня Марьяна. – Каждый день новая.

Я не говорила, что Арсений бабник! Это она в таро увидела?

– А мне не надо говорить, – словно прочитав мои мысли, бабка впилась в меня черным взглядом. – Я и так все знаю, – ткнула длинным сморщенным пальцем в карточку. – И про тебя, и про твоего Арсения.

В голове сумбур. Мысли отплясывают в таком же пьяном темпе, как эти свечи в канделябре. Ничего не пила, не ела, а перед глазами все плывет, точь–в–точь как после той шипучки, что мы с девочками совсем недавно пили. Ничего не вижу кроме черных сверкающих глаз и таких же вымазанных сажей шевелящихся губ.

– Вы поможете мне? – с надеждой вглядываюсь в лицо колдуньи.

– Зелье я тебе могу дать. Только вот… не пожалеешь ли?

– Нет! – поспешно выкрикиваю. – Ни за что!

– Ну, будь по–твоему. Вижу, девка ты хорошая, помогу тебе.

Марьяна сунула руку в карман своего одеяния, затем протянула мне ее, раскрыв ладонь. На ней – пузырек из темного непрозрачного стекла.

– В этом флаконе твое счастье. Выпьет паренек, взглянет на тебя и влюбится так, что захочешь – не отвяжется.

– Не захочу, – с благоговением беру в руки драгоценный сосуд. – А… оно правда… подействует?

– Деточка! – обиделась Марьяна. – Я ведьма в девятом поколении! Осечек еще ни разу не было!

В подтверждение ее слов свечи пыхнули ярче. Или это у меня перед глазами молния сверкнула…

И все погасло.

7. 7. Тут помню, тут не помню

7. Тут помню, тут не помню

Веки щекочет солнечный лучик, вытаскивает меня из царства Морфея.

– Ой, девчонки, мне такой сон снился–я… – не открывая глаза, сладко потягиваюсь.

В комнате тепло, кровать мягкая, от постельного белья пахнет цитрусовым кондиционером.

Поворачиваюсь на бочок, желая подремать еще пять минут, подтягиваю колени к груди, одну руку просовываю под подушку и…

Резко сажусь на кровати, забыв про дрему.

В моей руке лежит крохотный пузырек из темного стекла!

– Яна! – вскрикиваю в ужасе.

Таращусь на чужеродный предмет на ладони. Неужели мне не приснилась та чушь, после которой я стала обладательницей этого сосуда?

– Чего кричишь? – подруга появилась на пороге нашей комнаты. Она в домашней футболке и коротких шортиках, через плечо перекинуто кухонное полотенце. – Проснулась уже? Доброе утро!

– Это что? – протягиваю раскрытую ладонь, показывая находку.

– Так зелье же твое приворотное, – удивленно хлопает ресницами Янка, глядя на меня как на дурочку. – Для Матвеева.

– Откуда оно?

– Ну ты, Настька, даешь! Мы же вместе с тобой в Лопушки вчера ездили. Забыла?

Подруга подошла к сушилке, что стоит в нашей комнате возле батареи, одно за другим прощупала белье.

– Мы вчера с тобой ездили в Лопушки… за зельем… – находясь в раздрае сама с собой, повторяю ее слова.

– Именно. Замерзли как сосульки. Чтобы я еще куда зимой на автобусе ездила, да не дай бог! Думала ОРВИ нам обеспечено, но тьфу–тьфу–тьфу, пронесло.

– Это был не сон?!

– Какой сон, Нестерова. Ты чего? А ну дай, – Яна, приблизившись, приложила ладонь к моему лбу. Нахмурившись, уставилась в мое лицо. – Температуры нет, глаза нормальные. Странная ты чет с утра.

– Не помню ничего. А то, что помню – думала, приснилось.

– А ну давай память восстанавливать, – смеется. – Что помнишь?

– Автобус, Лопушки, деда мороза…

– Это того старикашку? Он не Дед Мороз, тот хотя бы подарки дарит, а этот сущий шарлатан. Выманил гад аж целую тыщу.

– Еще Маргариту помню. Она же Марьяна. Да? – ищу подтверждение в глазах Яны.

– Верно. Она еще сказала, что ей сто двадцать лет, но я ей не поверила. Развела нас как лохушек.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты пошла с ней в комнату, через минуту вышла с пузырьком, – Яна кивнула на сосуд в моей руке. – Сказала, что надо заплатить за него десять косарей.