– Ну, дым из трубы идет, значит, дома кто–то есть.

– Эт–то хорошо, – стучат мои зубы. – Сейчас бы к печке. Или на печку. Ноги замерзли.

– Я вообще вся за–замерзла.

Осмотрев калитку и ворота на предмет звонка и не найдя его, стучу. Звук на морозном воздухе звонкий, громкий, с эхом на всю деревню.

По ту сторону заливается лаем собачонка.

– Филька, зараза, чего расшумелась? На кого ты там лаешь? – раздался через некоторое время женский голос. Довольно молодой для бабки, к которой мы приехали. А кто сказал, что она живет одна? Старенькая же, за ней уход нужен, помощь…

Калитка распахнулась. Красивая круглолицая женщина с огромной копной черных волос вместо шапки и в тулупе предстала перед нами.

– Вам чего, девчонки? – переводит удивленный взгляд с меня на Яну.

– А мы… – переглядываемся, переступая с ноги на ногу, – мы к Марьяне… не знаем как ее по отчеству… Она здесь живет?

Женщина еще раз смерила нас оценивающим взглядом сверху вниз, усмехнулась своим мыслям.

– К Марьяне? Ну, проходите, – распахнула калитку шире. – Идите в сенки, я собаку придержу.

Собака по кличке Филька – мелкая белая дворняжка с черными несимметричными пятнами на спине, подозрительными глазками и острыми клыками, мелкая и шумная, прицеплена к длинной цепочке.

Женщина держит ее ошейник, а та не сводит с нас настороженных глаз, рычит и стоит в стойке, готовая броситься на нас с Яной.

Спешим через двор к крыльцу. И едва поднимаемся на вторую ступеньку, как Филька летит в нашу сторону. С криками взлетаем выше, вжимаемся в деревянную добротную дверь.

Псина оглушающе лает и рвет, встав передними лапами на нижнюю ступеньку. Выше не дает натянутая до предела цепь. Страшно.

– Заходите, заходите внутрь. Она не достанет, – машет нам женщина.

6. 6. Ведьма в девятом поколении

6. Ведьма в девятом поколении

Вот уже пятнадцать минут мы с подружкой обнимаемся с беленой печкой. Она с одного угла, я с другого. Греемся.

По телу медленно растекается тепло, глаза мои закрываются, и я практически забыла, зачем мы сюда приехали и что делаем в этом прекрасном уютном и чужом доме.

Где–то за стеной шебуршит хозяйка – та самая женщина, что встретила нас у ворот. Она представилась Маргаритой и велела обождать, пока Марьяна к нам выйдет. У нее сеанс.

Где проходит этот сеанс и что он из себя представляет, я так и не поняла.

Мне вообще показалось, что дом состоит из сенок и двух комнат, одна из которых занимает большую часть строения и является кухней, где, собственно, и стоит огромная русская печка, в которой радостно и приветливо трещат дрова.

А еще здесь круглый стол, застеленный белой скатертью, кровать с пятью подушками друг на друге и те самые три окна, что смотрят на улицу.

На полу цветные самотканые дорожки.

А вторая комната находится справа от входа и отгорожена простыми занавесками в цветочек.

– Я как будто в прошлое попала, ну, знаешь, как в учебнике по истории, – оценила убранство Яна.

– Надеюсь, оно того стоит, – закрыв глаза и прижавшись щекой и грудью к теплому кирпичу, шепчу разомлевшей Янке, имея в виду нашу поездку.

– Как представлю, что нам еще обратно топать и ехать… Можно я тут останусь? – жалобно ноет она.

– Ну что, девы, отогрелись? – позади раздался голос Маргариты.

Открываю глаза, кошусь назад.

Маргарита стоит, уперев руки в бока.

На ней абсолютно черное платье–балахон до самого пола, на груди на черном шнурке висит круглый металлический кулон в виде пентаграммы, а в ушах крупные серьги–кресты, которых, я уверена на ней не было, когда она впускала нас в этот дом. Глаза подведены жирной черной линией, и губы накрашены тоже черной помадой. Жуткое зрелище, скажу я вам.