– Мелкая, я не спрашивал, – улыбается он так широко, что на его щеках появляются ямочки. – Я поставил задачу. Ты же любишь решать задачки.

Откуда он вообще знает, что мне нравится?!

– Тебя бешеная собака покусала? – интересуюсь опасливо, с недоверием осматривая Кострова.

Он все так же идеале. В отпаренной школьной форме без единой складочки, с прической, словно ее всю ночь укладывал профессиональный стилист. Стоит, ухмыляется ярче солнышка над нами.

Ну точно не в своем уме!

– Хуже, – слетает с его уст. – Но это сейчас неважно. Ты в пекарню собиралась? Не хмурься, я все видел. Пошли.

Он тянет меня за руку, почти один в один повторяя вчерашнюю ситуацию. Однако вот я уже ощущаю себя по иному — странно. Смесь злости и раздражения обуревают мной, ещё сон этот глупый в голову лезет.

– Зачем тебе это? – спрашиваю, хотя ещё вчера клялась себе, что никогда больше с ним не заговорю. Но вот Костров снова врывается в мою жизнь, словно ураган, нарушая привычный порядок вещей.

– М?

– Зачем ты хочешь, чтобы я стала твоей девушкой?

Сказать "влюбилась" не поворачивается сказать язык.

Марк загадочно улыбается. Но не отвечает.

– Ладно, – говорю буквально на выдохе, спустя минуты томительного молчания.

За это время мы преодолеваем расстояние до пекарни, и Костров как-то даже умудряется усадить меня за столик, по пути попросив принести самое лучшее пирожное к столику. Сказать, что кассирша, что явно не заделывалась в официанты, впала в осадок — значит ничего не сказать.

Но пирожное всё-таки она приносит. Даже целых два, только почему-то на одной тарелке. Эклеры с заварным кремом, мои любимые…

– Хорошо, – едва не облизываясь, смотря на тарелку с заветным десертом, попутно опасаясь поднять взгляд на Марка, который располагается напротив. – Допустим я попробую решить твою задачку. Но как ты себе это представляешь?..

Говорю так быстро, насколько это возможно. И мгновенно, пока горячая волна стыда не охватывает все мое тело, вгрызаюсь в эклер. Пирожное лежала в специальной охлаждаемой витрине, поэтому язык обжигает ледяной сладостью.

– Как? – протяжно хмыкает Костров.

Я буквально кожей чувствую его тяжелый взгляд. Каждой своей клеточкой тела. И мне хочется прогнать это ощущения.

Я передёргиваю плечами и тут же чувствую мятное дыхание на своей щеке. Поднимаю голову и вижу, насколько Марк близко. Пожалуй, даже ближе, чем когда ему пришло в голову потаскать меня на своем плече. Его синий глубокий взор, таящий на дне немало скелетов, направлен куда-то в область моих губ, отчего меня начинает потряхивать.

Что он задумал? Что, святые ёжики, снова пришло в его голову?

Но мои мысленные опасения не сбываются. К счастью. Марк лишь протягивает руку к моему лицу, дотрагиваясь кончиком большого пальца к щеке, а следом облизывает его.

– Да проще простого. Я же такой обаяшка, – вновь упав на свой стул, самоуверенно отзывается Костров, лучезарно улыбаюсь. Явно наслаждается произведенным эффектом. И даже не подозревает, что лицо мое кривится не от его пикап талантов.

Фу, он вообще руки мыл?

– Ты чудовищный.

– Как угодно, новенька. Чудовищный обаяшка даже лучше звучит.

– Ты мне даже не нравишься, – выступаю с очередным контраргументом, проглатывая ком в горле.

Я вообще в пекарню за выпечкой хотела зайти, а он мне сладкое подсунул. Даже тут палки в колеса вставляет.

Колеса. Велик. О, нет, только не ассоциации со сном.

– Ой, да брось, все от меня в восторге.

– Но не я.

– Это поправимо. Видишь ли, Катя…

Ту-дум. Сердце пропускает удар. Марк никогда не называл меня по имени. И когда я говорю никогда, это значит что