Так пел старый бушмен.
Сантэн снова мысленно увидела его, лицо давно ушедшего старого бушмена, невероятно сморщенное, но все равно сияющее изумительным абрикосовым цветом, и она тихо-тихо прошептала на языке бушменов:
– Пусть так и будет, старый дед. Пусть так и будет.
На обратном пути они все втиснулись в «даймлер», и Анна сидела на коленях сэра Гарри, скрывая его под своим пышным телом.
Когда Сантэн вела машину по извилистой дороге через лес высоких голубых эвкалиптов, Шаса тянулся к ней с заднего сиденья и подстрекал увеличить скорость:
– Давай, мама, ты слишком медлишь!
Генерал, сидевший рядом с Сантэн, придерживал руками шляпу и не сводил глаз со спидометра.
– Нет, это не может быть хорошо. Кажется, мы уже едем со скоростью сто миль в час!
Сантэн повернула «даймлер» и направила машину в белые главные ворота поместья. На их фронтоне танцевали нимфы с кистями винограда в руках – это была работа известного скульптора Антона Анрейта, выполненная им в 1798 году. Название поместья – Вельтевреден – красовалось над скульптурой; с голландского оно переводилось как «вполне довольные». Сантэн купила его у известной семьи Клоте ровно через год после того, как застолбила участок под рудник Ха’ани. И с тех пор не жалела на поместье денег, заботы и любви.
Она сбросила скорость «даймлера» почти до скорости пешехода.
– Не хочу, чтобы пыль села на виноград, – пояснила она генералу Смэтсу, и на ее лице отразилось глубочайшее удовлетворение, когда она посмотрела на аккуратные ряды шпалер, а генерал подумал, что название поместья отражает ее состояние.
Цветные рабочие, ухаживавшие за виноградом, выпрямлялись и махали руками проезжавшей машине. Шаса высунулся из окна и окликал своих любимцев, а они широко улыбались, радуясь тому, что их заметили.
Дорога, обрамленная старыми дубами, шла через две сотни акров виноградника к шато. Лужайку вокруг большого дома покрывала ярко-зеленая трава кикуйю. Генерал Смэтс привез ростки этой травы с Восточноафриканской кампании в 1917 году, и теперь она разрослась везде. В центре лужайки стояли два высоких столба, между которыми висел «рабский колокол», – его до сих пор использовали для того, чтобы сообщать о начале и конце рабочего дня. За ним возвышались снежно-белые стены и массивный фронтон работы Анрейта под тростниковой крышей.
Домашние слуги уже спешили навстречу, когда пассажиры выходили из большой желтой машины.
– Обед в половине второго, – коротко бросила им Сантэн. – Оу Баас, я знаю, что сэр Гарри хочет прочесть вам последнюю главу. А нас с Сирилом ждет работа… – Она на мгновение умолкла. – Шаса, куда это ты собрался?
Мальчик бочком подкрадывался к углу веранды, явно намереваясь сбежать. Теперь он со вздохом повернул назад.
– Мы с Джоком хотели потренировать нового пони…
Новый пони для игры в поло был подарком Сирила Шасе на Рождество.
– Но тебя будет ждать мадам Клэр, – напомнила Сантэн. – Мы ведь согласились в том, что твои знания математики требуют улучшения, так?
– Ох, мама, но сейчас каникулы…
– Каждый день, когда ты бездельничаешь, кто-то другой работает. А когда ты с ними встретишься, они вышибут из тебя дух.
– Да, мама…
Шаса, уже много раз слышавший это предсказание, оглянулся на деда в ожидании поддержки.
– О, я уверен, твоя мать позволит тебе несколько свободных часов после урока математики, – исполнил свой долг дед. – Как ты справедливо заметил, официально сейчас каникулы.
Он с надеждой посмотрел на Сантэн.
– Могу ли я также заявить ходатайство от имени моего юного клиента? – поддержал его генерал Смэтс.