Просыпался он долго и тяжело. Сон был липкий, мерзкий – из одной сцены он перетекал в другую и был настолько силён, что никак не отпускал из своих глубин. Вадим вроде бы уже открывал глаза, вроде бы уже поднимал голову, но новая волна сонливости тут же накрывала снова. Сон был противен. Когда он внезапно оборвался, первые воспоминания о нём были настолько гадки, что его затошнило. Первые воспоминания сменились вторыми, те – третьими, уже тихими и безвредными, но тошнота не проходила. Он попытался приподняться. Головокружение и всё та же неразлучная сухость во рту. Конечно же, болела голова.

Он лежал на продавленной кровати в крохотной комнате. Единственное окно занавешено. Рядом с кроватью стул – одежда его комом валялась на нём. На матраце отсутствовала простыня, на подушке – наволочки, а накрыт он был рваным байковым одеялом. Без пододеяльника. Стены и потолок комнаты выкрашены в густо синий цвет, отчего сейчас, при задёрнутой шторе здесь было мрачно и неуютно.

Со второй попытки Вадим поднялся. Ноги держали плохо, головокружение тут же усилилось, а тошнота стала просто неимоверной. Его передёрнуло, и сгусток не то желчи, не то рвотной массы стремительно проник в ротовую полость. Вадим проглотил его.

Одевшись, он открыл дверь и вышел в длинный, мрачный коридор. Здесь было совсем темно, лишь в конце его, из распахнутой справа двери, пробивался робкий свет. Комната эта, видимо, служила залом – заглянув в неё, Вадим увидел телевизор, стенку и довольно яркой расцветки ковёр, висевший на стене. Людей нет.

В коридоре имелась ещё пара дверей, он открывал их после предупредительного стука, но хозяева за ними не обнаружились. Коридор вывел его к лестнице, на площадке перед ней валялась обувь. Присмотревшись, Вадим угадал в одной из пар свои сапоги. Одевая их, он заметил вдруг небольшую комнатку сбоку – по всей видимости, это была кухня. За столом, подперев голову рукой, сидела женщина. Волосы её были распущены, спадали по плечам космами, на ней застиранный халат и стоптанные тапки. Вадим в нерешительности встал в проходе.

– Здравствуйте, – решился он наконец заговорить.

Женщина медленно и тяжело перевела на него взгляд и, не издав ни звука, вернула голову в исходное положение.

– Вы меня извините, – сказал Вадим, – мы наверное вчера сильно тут дали, вам немало неприятностей доставили…

Женщина молчала и головы не поворачивала.

– А Паша ушёл, да? – спросил Вадим. – Это ведь Паши дом? Или Лёни?

Женщина молчала. Молчала и не шевелилась. Лишь нога её, совершая короткие лихорадочные вздрагивания, раскачивала на носке тапок.

– Извините ещё раз, – сказал Вадим. – Я пожалуй пойду.

Одев окончательно сапоги, он спустился по лестнице к двери.

– Куртка! – раздался женский голос.

Вадим поднялся обратно.

– Что? – заглянул он в дверной проём.

– Куртка твоя, – скосив глаза, произнесла женщина. – Там висит.

Вадим заметил её наконец – куртка висела на некоем подобии вешалки прямо у лестницы. На боку обнаружился порез – из него выбивалась подкладка.

– Спасибо вам за гостеприимство, – сказал он женщине. – До свидания.

Та не отозвалась.

Дом, из которого вышел Вадим, сказался двухэтажным, что его озадачило. По углу спускалась с крыши водосточная труба, сама крыша была крыта железом, в основании значился хороший кирпичный фундамент. В Светлом таких домов не было.

Выйдя за забор, он удивился ещё больше. Дороги здесь оказались заасфальтированными, по ним вовсю разъезжали автомобили. Проехал рейсовый автобус. Кроме двухэтажных домов, виднелась и пара пятиэтажек. Это напоминало какой-то городишко – маленький, захолустный. Городишко, в котором он никогда не был.