В самой цивилизованной части города было слишком чисто. Будто только что прямо по мостовой прошла колонна пожарных с новейшими представителями маго-техники, так, что просадили на дороги столько мыла, сколько весь город тратит на себя в год. Как назло, оберсекретарь был в схожем положении: после процедуры стерилизации в лаборатории он чувствовал себя до безумия чистым, что практически пугало. Всё это вопило о том, что из одежды следует выпрыгнуть в эту же секунду и помчаться нагишом и босым вдоль каменных улиц навстречу неряшливой свободе.

Однако ворчать и сетовать на собственную чистоту Ильтон желал совершенно по иной причине. Весь его костюм сейчас показывал миру, кто он: штатный оберсекретарь, полицейский, слуга закона, одетый с иголочки за деньги налогоплательщиков этого славного города и его агломерации. А этот факт был последним, который шатен хотел показывать миру здесь и сейчас, особенно пока шёл к месту, на которое ему указала та самая ненавидимая сейчас Элин. На задворках городской жизни его ждал паб «Драконья Голова» – полный слухов и возможных источников оперативной информации, которую потом ещё придётся как-то приписывать к официальному делу.

Заскочив к себе домой, пускай это и было не совсем по пути, Ильтон смог собрать себе хоть какой-то наряд, достойный злачных улиц. Привычный мундир сменила рабочая рубаха, брюки утратили свежесть и сбросили в цене, военные сапоги сменились простыми ботинками, а главные признаки – любимая двубортная шинель и не столь любимая фуражка – легко заменились простеньким пальто и кепи.

Особого мастерства маскировки Рейнхард никогда не проявлял, предпочитая в редких ситуациях подобных вылазок просто слиться с толпой и особо не отсвечивать своим магическим фоном. Пускай среди врагов закона было не так много магов, но там оставались сотни самоучек, которые считали себя настоящими рыцарями плаща и чародейства лишь от того, что смогли однажды показать фокус без ловкости рук, а с помощью каких-то простеньких устаревших формул.

Прятался секретарь всё равно не от них. Маг был слишком заметен не только в момент сотворения даже простенькой инкантации, но и после. Ярким свидетельством этого оставались пурпурные пряди, которые так невыгодно выделяли его в толпе. С висками было проще: с ними можно было разобраться, придав себе ещё более колоритный вид новомодной причёской, популярной в тех районах. Но от усов офицеру избавляться было невозможно как по личным причинам, так и из профессиональной гордости.

С трудом он выдрал лишние, пропитанные магией волоски, прошёлся бритвой и перед уходом принял пару таблеток с настолько замысловатым названием, что и не пытался запоминать его, называя их про себя антимагином. Смотреть в зеркало совершенно не хотелось, но приходилось. Он пытался не сталкиваться с собственным взглядом, в котором до сих пор иногда виднелись те искры серебра, которые раньше наполняли эти два водянистых шарика. И было непонятно до конца от чего же его взгляд за годы так потускнел, то ли от постоянных заклинаний, которыми он не хотел сыпать, но ситуация всё ещё вынуждала, то ли от того дела десять лет назад, которое должно было загубить его карьеру в самом начале, но погубило лишь плоды трудов молодой студентки с серыми глазами и подарило улыбки корпоративным менеджерам. Образ Леонтилль на пару мгновений возник в этом зеркале и Рейнхард не мог понять – завидует ли он тому, что та смогла через годы пронести этот азарт и страсть или же сожалеет, что это самое потускнение встретит её много позже.

Привычная слякоть поздней осени и до отвратительного прекрасная грязь быстро придали виду ботинок и полога слишком длинного пальто ещё более носимый вид, нежели обычно. За ухом вместо привычных дорогих «Вальдрэкс» стояла народная самокрутка, купленная у бабушки в первом же переулке за пару монет. Недовольства в Ильтоне после работы было достаточно, чтобы сойти за местного.