– Однако, если верить современной струнной магической теории, в целом даже хаотические нити можно вплести в основную формулу заклинания, если внедрить достаточно фокусирующего элемента. Тракийские кристаллы как раз обладают нужной структурой, и их решётка позволяет распределить даже фрактальную нагрузку, если она не превышает… – вторил ему уже Фридрих, явно не менее счастливый от того, что его вырвали из бумажной волокиты будней и позволили хотя бы на краткий миг вернуться в академическую среду. В такие моменты Рейнхард, тщетно пытающийся не слушать молодое поколение, не менее тщетно пытался понять, от чего его рыжее чудо пошло в следствие, а не в науку, которой он так горел.

Благодатная тишина опустилась на уши оберсекретаря именно в тот момент, когда они наконец ступили на территорию искомой лаборатории. Выглядела она идеально, будто бы даже опережая время, в котором остановился весь комплекс. Множественная химическая и алхимическая аппаратура состояла из замудрённого ансамбля стеклянных и металлических труб, которые соединяли между собой различные аппараты, обрамлённые рунами и свитками с запечатанными формулами. По периметру можно было заметить бесчисленные стеллажи с документацией и образцами. Всё здесь намекало на то, что, если в этой лаборатории и бушевал Феликс, сейчас несколько взъерошенный и местами даже расхлёстанный, то под чьим-то тщательным надзором. Именно фигура этого надзора, видимо, и вызывала эту долгожданную тишину, ведь, войдя в лабораторию, Ильтон обнаружил две пары глаз. Одна из них неотрывно продолжала вести какой-то эксперимент в дальнем углу, даже не оборачиваясь на вошедших, разве что, буркнув себе что-то под нос, поглубже зарываясь в микроскоп, пока две серебристые точки с толикой укора осматривали вошедших. Рейнхард приосанился, будто бы вытягиваясь из своего обычного полусгорбленного состояния, смотря сверху вниз на невысокую девушку или же женщину. Сходу ему было сложно определить точный возраст внезапного молчаливого собеседника, по глазам которого будто бы пробегали множественные строки, среди которых и нужно было искать истину. По тому, как она осматривала вошедших, оберсекретарь всё же склонялся к тому, что перед ним скорее его ровесница. Пусть и не поднимая головы, она смотрела бы ему куда-то в грудь. В её взгляде читалась определённая властность с нотками нетерпимости к нарушению порядка. Было понятно, что это они зашли на её территорию, и уже из этого что-то пошло не по её плану, но выражать негодование от этого та не стремилась. Волосы её, иссиня-чёрные, напоминали собой беззвёздное небо, приближающееся к закату, пока на нём ещё не начали высыпать звёзды, но и Солнце уже где-то скрылось. Собранные в высокий пучок, они как раз прекрасно оттеняли глаза, которые теперь были скорее отражениями лун Тервероаза в глубоком горном озере. Однако, было видно, что волосы были собраны не ради чужих взглядов, а скорее в собственной строгости, чтобы не нарушать каких-то своих планов. Отметить макияж на её лице оберсекретарь также не смог, хотя как мужчина немолодой прекрасно знал, что, когда его коллеги описывают таких девушек, они всё ещё провели большую работу над собой. Но здесь было видно профессионала, который не хотел и не собирался пропускать в свою лабораторию ни грамма лишнего вещества. В этих серебристых глазах было что-то ему до жути знакомое, но память, будто бы уже не та, не позволяла выцепить схожий образ.

А суть укора становилась яснее с каждой секундой, возвращаясь к мысли о лишнем, потому как взор неизвестной владычицы алхимии явно проходился скорее не по глазам вошедших, ища ответа, смущения или чувства вины в них, а по одеждам и принесённым с собой вещам. Уловив суть её взгляда, почему-то с которым ему не хотелось пересекаться, Ильтон даже в некой мере испытал ту неловкость, что хотела бы увидеть иная дама в такой ситуации, вспоминая, что половина его шинели скорее представляла из себя предмет исследовательского интереса для геологов, биологов, а местами и археологов, учитывая, какая въедливая пыль была в старом центре города, где он как раз и проживал.