– Ты не понимаешь, что ли? – удивился Лысов. – Человек же умер. Надо же сообщить.

– Да какой там человек, – отмахнулся Валера. – Это же Гриша. Он сам сказал, что не нужен никому. Зачем вообще люди нужны? Едят, гадят, воздух портят. Одним больше, одним меньше…

– Да что ты такое говоришь! – возмутился Лысов. – А ну пошли, принесём его. И полицию вызовем. Я, если что, заступлюсь. Объясню, что оборона…

– Какая там сейчас оборона, – голос Валеры приобрёл недовольные интонации. – То ли при Сталине было! Совсем не то. И пушки твёрже, и танки глубже…

– Задолбал ты уже со своим Сталиным, – сказал Лысов, подталкивая Валерия в спину. – Иди. Ты знаешь, сколько народу Сталин поубивал? В тюрьмах сколько замучил?

– А то, – Валера развернулся. – Я знаю, что поубивал, это я не против. Но при Сталине я маленький был, на Новый год ёлка была красивая, шарики, бублики… И папа с мамой мои живы были…

Он вздохнул и вышел, наконец, на улицу. За ним, хмурясь, последовал Лысов.

Минут через десять они вернулись назад.

– Не понимаю, – сказал Лысов, растерянно разводя руками. – Куда он мог деться? Неужели кто-то тело утащил? Зачем?

– Да нет, – ответил Валера. – Я знаю, что это. Не беспокойтесь. Вполне себе научное явление.

– Ты о чём?

– Ну как… Встал да пошёл. Я по телевизору сколько раз уж видел. Зомби, натуральный.

– О. Боже, – Лысов прикрыл лицо рукой. – Хватит уже.

– Да почему же? – возразил Валера. – Я имею право говорить. У нас гласность… Или как там сейчас называют? Зомби явление распространённое, особенно в преддверии конца света. Они собираются в стаи, вырабатывают стратегию и нападают. Преимущественно ночью…

– Ну вот как раз и дело к ночи, – сказал Лысов. – Так что ложись уже спать, разговорчивый ты наш.

– Ладно. Я уж который раз… Вот только пол подмету. А потом таблетку выпью…

Валера взял из угла брошенные им недавно веник и совок.

– То-то, – сказал Лысов. – А я пока на кухню схожу, Тину проведаю… И потом тоже спать. Надеюсь, ночью никому ничего не понадобится…

2

Ночной отель дышал. Он поскрипывал, шевелился, пропускал сквозь себя струйки прохладного пропахшего летом воздуха, расслаблялся и раздумывал о своём. Его бетонные кости стали от времени хрупкими, но внутри всё ещё жило и постоянно менялось то ли существо, то ли вещество – разноцветное, с нечёткими, размытыми формами, которое иногда вдруг проявлялось в виде вполне материального объекта, а порой даже и субъекта.

Сначала появилась Серафима. Всё так же замотанная в платок, она поменяла одежду на длинную хлопчатобумажную ночнушку и плотный халат с поясом, завязанным на два узла. Она пробралась в середину пустующего холла, заметила на потолке глазок камеры наблюдения, чертыхнулась, потом бухнулась на колени и принялась яростно молиться, крестясь и стуча после каждой молитвы лбом об пол. Затем ей почудились звуки, и она, озираясь, удалилась в коридор.

Следом появился Вася. Он прошёл прямо к стойке, поковырял в носу, повыдвигал ящики, почитал спрятанные там бумажки, особо уделив внимание списку постояльцев, затем почесал в затылке и двинулся вприпрыжку вверх по лестнице.

Через несколько минут спустилась Мария Аркадьевна. Она была всё в том же зелёном платье, теперь слегка помятом, а волосы были кое-как собраны в хвост. Она снова держала в руках продолговатый чёрный предмет с помигивающим светодиодом, морщила лоб и закусывала губу, а затем, как и мальчик, прокралась к стойке и выдвинула ящик.

В этот момент из коридора вышел Валерий с огромным старинным ружьём в руках.

– Так, госпожа хорошая, – сказал он громко, так что его старческий надтреснутый голос отразился от всех стен холла и отправился гулять по лестнице. – Пойманы, значит, с поличным… А я ведь сразу догадался, что вы шпионка…