Последних из девяти задержали много дней спустя. На допросах лазутчики несли всякую околесицу. Дескать, они и не диверсанты, и не шпионы, через границу по-шли лишь с одной целью – малость поживиться. В Белоруссии, мол, живут богаче, чем в Польше. Раздобыли бы масла и сала, выменяли кое-что из барахлишка и отправились бы туда, откуда пришли. Этим сказкам, конечно, никто не верил. Возвращаться им надо было по другому, более точному адресу: в местечко Сулеювек, что близ Варшавы. Там абвер формировал и оснащал группы для засылки на советскую территорию. В кадрах недостатка не было: искусству шпионажа и диверсий глубоко, со знанием дела обучала специальная школа… Там же накануне войны разместился и оперативный штаб, получивший наименование «Вали». Главарь абвера адмирал Канарис, опытный мастер по части темных дел, возложил на него руководство полевыми органами германской разведки, приданными армии вторжения.

Чем ближе была война, тем активнее действовал абвер. Над приграничьем все чаще появлялись самолеты со свастикой на крыльях. Не очень доверяя земным путям, германская разведка переключилась на воздушные. Парашютисты с этих самолетов внешне не вызывали подозрений, они могли легко затереться среди наших людей. С толку сбивала форма – милиционеров, чекистов, бойцов и командиров Красной армии. На грузовых парашютах им доставляли радиоаппаратуру, оружие, взрывчатку и даже авиаполотнища обозначать места для посадки самолетов…

Многое мог бы вспомнить Павел, да только мысли из прошлого, хоть и не столь далекого, невольно возвращались в сегодняшнее. Из-за перегородки доносился все тот же пьяный храп Вернера.

Весенние дни пока не радовали. Теплые ветры еще часто сменялись холодными, северными, в лунные, ясные ночи землю прихватывали морозы. Лишь в полдень распалялось солнышко, с каждым днем все выше поднимая ртутный столбик. Настоящая теплынь пришла лишь в конце апреля. И тут же зачастили благодатные майские дожди с грозами. Вдоволь напоив землю, они быстро пробудили к жизни таившиеся в ней силы, покрыли обширные луга яркими и пестрыми коврами трав, в зеленые одежды нарядили деревья. Зачерствевшее за годы войны человеческое сердце хоть на короткий срок наполнилось радостью обновления.

Порой казалось, что война как бы растерялась перед весной. Уступая раскатистым громам, веселому журчанью ручьев и щебетанью птиц, в полях и лесах приумолкали пушки. Но миллионы людей, стоявших друг против друга в грязных, слякотных траншеях, отлично знали, как недолга эта тишина. Иначе зачем бы с обеих сторон непрерывно, без передышки накапливать силы – гнать из глубокого тыла литерные эшелоны с еще не искалеченными солдатами, сосредотачивать на линии фронта артиллерию и танки, перебрасывать по воздуху свежие эскадрильи истребителей и бомбардировщиков? Зачем круглосуточно работать войсковым штабам, озабоченным тем, где, когда и в каком направлении выгоднее всего привести в действие эти силы? Как обмануть противника и первым обрушить на него удар?

Не начнут ли первыми русские? На этот вопрос должны были ответить многие, но прежде всего военные разведчики. Майор фон Баркель в последние дни совершенно потерял покой. Он чувствовал себя обязанным вводить в действие все новые силы, непрерывно наращивать мощь своих тайных ударов, бросать в тыл к русским самые опытные кадры. Командование вермахта вправе рассчитывать на его полную, достоверную, и, главное – оперативную информацию о противнике.

Чутье опытного, матерого разведчика подсказывало: долго сидеть в обороне русские не станут. Но интуиция нуждалась в подкреплении фактами. А вот с этим-то у Баркеля дело обстояло не лучшим образом. Сколько уже отправил в русский прифронтовой тыл агентов – и по воздуху, и по земле, через так называемые мельдекопфы