– Тоже, – Хрусталев поймал в темноте горячую мальчишечью ладонь. – Ну, счастливого тебе пути, Слава. Береги себя, очень прошу.
– Да вы за меня не бойтесь. И за свой пакетик. Все будет в полном ажуре.
– К лесу уже привык? Душа не уходит в пятки?
– В лес? Да вы что? Это у фрицев пусть уходит в пятки. А для меня деревья, как сторожа. Мои телохранители.
– Ну, тогда я спокоен. До новой встречи, Слава!
– До новой! – и паренек порывисто, совсем уже по-мужски пожал протянутую ему руку.
Он исчез в зарослях быстро и бесшумно, точно растаял. А утром в Москве расшифровали очередное донесение Хрусталева. Кроме информации о возможностях Баркеля по заброске своей агентуры в наш тыл, его резервах, в этом донесении содержались полные данные на Пухова и Ромашова.
Последняя встреча со связным обогатила контрразведчика – Павел Николаевич наконец получил то, с чем он не мог рискнуть отправиться через линию фронта, но без чего трудно было работать. В свертке был тщательно упакован миниатюрный фотоаппарат с большим запасом пленки.
Когда Павел вернулся в свой чулан, из-за перегородки все еще доносился пьяный храп. Ему же в эту ночь не спалось. Посылка из Москвы напомнила о товарищах, доверивших ему быть во вражеском стане их недреманным оком. Что они теперь думают о нем? Довольны ли его работой?
Недреманное око… Никогда в жизни Павел даже не мечтал о такой необычной и ответственной роли. Ну, фронтовым армейским разведчиком еще куда ни шло, хотя это тоже не каждому по плечу. В разведке он себя уже как-то пробовал, и не на этой войне, а на Гражданской. Может, та, первая, проба и не в счет, – ну, какой там из мальца разведчик, – а все же… Сам Пашка, конечно, тогда не соображал, на какое опасное дело шел. Со взрослыми не советовался, – кто ему разрешил бы! Жил с родителями на глухом украинском хуторе, в дали от больших дорог. Крупные сражения обходили их стороной. Стало уже, вроде как, на мирную жизнь поворачивать, отдаленный грохот орудий доносился все реже. И тут на хутора налетели банды: грабили, убивали, сжигали местные Советы и школы… В шести километрах от хутора, по обоим берегам речки Зеленая, раскинулось большое село – до трех сотен дворов. И вот однажды, ранней весной, туда тоже нагрянули бандиты. Сколько их было – никто сказать не мог, но прошел слух, что очень много. Шедшая по их следам горстка конных чекистов – менее взвода – сделала привал на хуторе, у дома Хрусталевых. Атаковать банду, не зная ни ее численности, ни вооружения, было рискованно. Паша слышал, как командир сказал его отцу:
– Соображаю, кого послать в разведку. Лучше, конечно, кого-то из местных. Смекалистого, осторожного. Банду разобьем, если соберем о ней полные данные: ее численности, вооружении, боеприпасах.
– Дяденька, пошлите меня. – вдруг вызвался Павлик, удивив чекиста и напугав отца.
– Да ты что, ты – серьезно? – засмеялся чекист. – Лет-то тебе сколько?
– Десять… Честное слово десять.
– А считать умеешь? До сотни хотя бы.
– До сотни? Хм… Смеетесь что ли? Да я до тысячи могу. До двух даже. Всех бандюков пересчитаю.
– Ну а с оружием у тебя как? Пулемет от винтовки сумеешь отличить?
Павлик обиделся.
– Тоже мне спросили… Как же их можно спутать? У пулемета ствол толстый и на колесиках… Очередями строчит… А винтовка поодиночке бухает.
– Стало быть, что опаснее?
– Как что? Ясное дело, пулемет.
– Ладно, хлопец, – заключил чекист, – ты хоть и смекаешь, что к чему, а до такого серьезного дела еще не дорос. Мамкино молоко у тебя еще на губах. Разведчик должен быть, – и он стал, не спеша, загибать свои грубые, узловатые, пожелтевшие от махорки пальцы, – сообразительным, находчивым, а главное – взрослым.