– Я не понял! – Яша вскочил и подбежал к телевизору. Камера, будто залюбовавшись, приблизила лицо молодой женщины. Женщина посмотрела на камеру и чуть-чуть приподняла уголки губ. – Это же Зинка! Зинка Карасиха! Это я, что? Я – что? Я для ЗИНКИ? Я? Я шил для нее? Ни хрена себе, – Яша не мог успокоиться, – да я думал, я для Магды! Для нее! Тигр же, и Лиля Брик! Какая Зинка – Лиля? Какая Кармен? Меня обманули!

– Яша, ангел мой, уймись, – «Географ» схватил его за локоть, – аминазинчика захотел? Всех спалишь, уймись, тебе какая разница? Сдурел? Важно тебе, кто там попой вертит? Тебе на волю и билетик надо, Яшенька, голубь мира! Ты неврастеник, а не псих…

Яша, который с самого первого разговора с Борисом твердо решил, что алый костюм предназначен Магде, был просто в бешенстве. Он вообразил, что Магда стала любовницей Бориса и тот, таким образом, хочет как бы и отомстить Яше, и извиниться перед ним за то, что увел у него женщину. Зина даже не фигурировала в Яшиных мыслях, он и не вспоминал о ней, разве так – если приходилось к слову. Как же Зина сможет вытащить его из психушки? Да никак! Папа у нее инженер, мама учительница музыки, бабушка отсидела при Сталине, деда расстреляли – где тут «связи»? Да, Зинка поступила в свой Текстильный, но кто у нее там? Модельер Волков? Но он-то причем? Он сам под колпаком «у Мюллера»! Все ясно, – Яша вдруг успокоился и сник, – динамо. Они меня продинамили. Они меня обштопали. Разыграли! Зинка отомстила мне за то, что я на ней не женился. Все. Теперь я навеки тут. Я тут умру под хохот безумцев, упаду лицом в грязный унитаз. Бли-и-и-н, как я попал…

А камера уже переходила от лиц знаменитостей – к гостям и зрителям, да и просто – к зевакам. Яша уставился на экран, механически отмечая про себя, что толпа одета ужасно, безвкусно, и на этом фоне зарубежные гости выглядят просто космически. Тут камера захватила и приблизила тоненькую девушку, с огромной серьгой в ухе. Серьга была такая – кольцо, а внутри кольца – тигр. Это был тот самый тигр, Магдин. Яша нашел у бабушки старую брошку, серебряную фигурку тигра, и сделал из неё серьгу. Магда всегда говорила, что ей нужно такую же, вторую, чтобы тигр не был одинок. Магда стояла рядом с журналистами и людьми явно богемного вида, типичными киношниками. У Магды был обычный отсутствующий вид, как тогда, в метро. За плечи ее обнимал, притягивая к себе, сам Темницкий. Магда казалась какой-то нездешней, впрочем, при большом скоплении народа она всегда и была такой. Темницкий говорил с кем-то, похожим на Кшиштофа Занусси, улыбался, и все сильнее сжимал Магдино плечо. Яша закрыл глаза и вышел из холла.

– Изма-И-лов? – пропел девичий голос.

– ИзмаЙлов, – грубо ответил Яша, – что? На укол?

– Я не знаю-ю-ю, – голос был просто волшебным, – про процедуры ничего не сказали. Вам к зав. отделением, за выпиской-ой-ой… у вас вещи есть? У старшей сестры… подпишите… если брали книги в библиотее-е-ке, – голос все пел, а Яша стоял, теребя пуговку пижамы и не знал, хочет он на свободу, или – нет.

Странно устроен человек! Еще вчера Яша всё был готов отдать за то, чтобы только выйти из Ганнушкина, а сегодня он буквально плакал, расставаясь с «сокамерниками». Обменивались адресами, чокались мензурками со спиртом, шепотом пели «Here Comes the Sun», и Яша, отпустивший за время пребывания в дурке бородку, усы и бачки – снова ставший Джоном Ленноном, обнимал друзей за плечи, фальшиво – пел, и искренне – плакал.

Яша получил вожделенную «7 б», вялотекущую, или малопрогредиентную, шизофрению, «обострявшуюся», – как пошутил зав. отделением, – «в периоды необходимости исполнять священный долг советского гражданина». Судя по всему, врач тоже не любил – советскую власть, особенно в её армейской ипостаси. Когда Яша вышел через проходную, ему показалось, что он попал в какой-то иной, ирреальный мир. Люди свободно шли по улице, ехали автомобили, бежали собаки, летели птицы. Ни на ком не было ужасных байковых пижам и линялых халатов, не было лиц, искаженных мукой или страданием, никто не орал, не выкрикивал бессвязных слов и проклятий… Яша ощущал себя безумцем в мире нормальных людей. Ему казалось, что его немедленно схватят, и снова вернут туда – в дурку, ведь даже самый обычный милиционер сможет проверить его документы и увидеть этот пункт —«7 б»! Яша ощущал, что он совсем не такой, как эти – одетые одинаково, стриженные одинаково, одинаково мыслящие люди. До дома он добирался почему-то на автобусах, перекладными, ему вдруг стало страшно – как это – зайти в метро? Там же милиционеры стоят? Уж в метро-то его точно не пустят?! До своей квартиры он поднялся быстро, перепрыгивая через ступени, боясь услышать окрик соседа – Эй, Яшка? А ты где был? В психушке? Так ты, что? Ненормальный? Не пускайте его! Он нас покусает! Или подожжет! Бабушка, по летнему своему расписанию, гостила у подруги, на даче. Яша недоверчиво трогал ручки дверей – двери открывались. На окне не было решеток. Мебель могла свободно двигаться по полу. Больше всего его восхитила ванна – Яша погрузился в нестерпимо горячую воду, и замер, ощущая, как тело отзывается на тепло и как оставляет его страх, и радость начала проникать во все клеточки со словами – я свободен! Я СВОБОДЕН! СВОБОДЕН!!!