– Все, больше не могу! Прости, мама, ходить не буду!

Мама огорчилась:

– Как же так? Посмотри на Мишу! Да и у тебя неплохо получается. Почему, Виталик?

Но я стоял на своем, так мне это действительно очень надоело, и мама уступила:

– Хорошо, – решила она, – давай пока сделаем паузу, а потом, через годик, может быть, возобновим занятия.

Внуково, 1967 г.

Надо сказать, что я и музыкой тогда не интересовался – той музыкой, которая звучала на радио или по телевизору. Мне это казалось неинтересным, не цепляло меня. Что тогда можно было услышать? «Послушайте второй концерт Рахманинова для фортепиано с оркестром…». Ну, слушаешь, ничего не понимаешь особо – возможно, и в силу возраста. Но это еще куда ни шло. А вот когда пели классические оперные певцы – вот это было для меня вообще за гранью. Я не разбирал ничего, ни одного слова! Но если, когда пели мужчины своими басами и баритонами, я хоть что-то мог понять, то, когда начинали петь женщины колоратурными[6] и меццо-сопрано, я не понимал вообще ни одного слова и все время думал, что они поют на каком-то иностранном языке. Может, порой так оно и было, но я не воспринимал их в любом случае. В общем, мне это было совершенно не близко. Из советских исполнителей дома были пластинки Георга Отса, Марка Бернеса, Вадима Мулермана, Иосифа Кобзона и прочих. Моему уху из того репертуара зацепиться было не за что.

Все свободное время у меня было занято гулянием во дворе или чтением книг. Да, тогда мы обязательно записывались в библиотеки, регулярно ходили туда, брали много книг и, по сравнению с нынешним поколением (как я сейчас смотрю на своих детей), читали гораздо больше. Д. Дефо, Р. Стивенсон, Майн Рид, Ф. Купер, Марк Твен – все было прочитано-перечитано много раз, и мы потом с упоением играли в индейцев, ковбоев и других героев этих книг – чего мы только ни вытворяли! Кроме этого, мы с неподдельной радостью катались на велосипедах вдоль и поперек всего Внукова, но при этом были достаточно дисциплинированы и куда-нибудь к черту на кулички уехать не пытались, обходились своей территорией. А еще у нас было поистине замечательное занятие: мы строили самолеты-модели – маленькие деревянные самолетики с пропеллером см 30–40 в длину и ширину. Когда такой самолетик раскручиваешь на веревочке, он начинает издавать характерные звуки «трррр-шшш» – это было так здорово! И все стояли и часами во дворах запускали эти самолетики, а потом, когда надоедало, начинался воздушный бой: мальчишки постепенно сходились, самолетики врезались друг в друга, и тот, который «выживал» после такого столкновения, считался крутым, победителем, настоящей боевой машиной.

В мае было особое развлечение, тоже любимое нами, – наловить майских жуков. Вокруг Внукова был лес, и мы ходили на поле возле него в сумерках, когда жуки как раз начинали летать. Каждый брал с собой кепку, хотя мы особо их и не носили, но для ловли она была нужна. Вот садишься на корточки, смотришь – они начинают, жужжа, пролетать мимо тебя, бросаешь эту кепку в жука или просто сшибаешь его, резко взмахнув ей в воздухе. Мы порой ловили их за раз по 30–40 штук и набирали полные пол-литровые банки. Иногда, бывало, принесешь домой, а ночью банка как-то случайно откроется, и весь дом в этих жуках – не каждый день, конечно, но такое порой случалось. А еще было хорошо принести парочку жуков в школу и запустить на уроке! В этом случае урок оказывался гарантированно сорван, ведь учитель сразу начинал искать нарушителя, а потом, найдя, выставлял его за дверь.

По впечатлениям того времени вспоминаю, что у нас была не жизнь, а малина, остались в основном приятные воспоминания. Бывало, проснешься, за окном такая погода замечательная, и думаешь: «Какое же счастье, что я родился и живу в СССР – самой свободной стране в мире!».