Совсем недавно Офелия перешла границы «дозволенных шалостей» и освежила свои шикарные золотистые кудри ярко-голубыми и розовыми прядями, и подобное окрашивание глубоко задело чувства ее консервативной матери. С того момента, как юная леди выказала эдакую дерзость, Беатрис стала наигранно избегать общества сестры. Тут-то Офелия и решила, что лучшая кандидатура на роль ее новой близкой подруги – это я.

Я не имела ничего против, мы и раньше хорошо ладили. Мне нравился ее чистый акцент, а еще то, как она порой ласково обращалась ко мне на французском. Но общение с девушкой порой утомляло, а поводов избежать дружеских прогулок чаще всего не находилось.

Добравшись до места встречи, я остановилась как вкопанная возле одного из фонарей, наблюдая, как Офелия с наслаждением прохлаждается в мраморном фонтане. Из одежды на ней был лишь легкий полупрозрачный пеньюар из-под дизайнерского платья; она сладко потянулась и с головой окунулась под воду.

Леди Луизу наверняка хватил бы удар, если бы до нее донесли, как юная бунтарка выражает свое непокорство. Более того, любая подобная сплетня напрочь разрушила бы семейную репутацию и принесла уйму ненужных проблем Эрнесту. Но, видимо, Офелию это совсем не заботило.

Заметив меня, она приветственно махнула рукой, подзывая подойти ближе. Ее светло-карие, такие же, как у Эрнеста глаза горели детской шалостью, мокрые волосы оттеняли точеные черты бледного лица. Я искренне улыбнулась. Несмотря на всю сумасбродность, Офелии удавалось сохранять изящество и достоинство, и в высшем обществе юным сестрам Арвель по грациозности не находилось равных.

Спустя полчаса я сидела на мраморном бортике, пока Офелия кропотливо завязывала шнуровку на груди ярко-желтого платья на запáх, надетого поверх высохшего пеньюара.

– Сегодня утром ко мне приходила моя Нэнни, – непринужденно начала она. – Она сказала, что мама наконец точно определилась с датой вашей свадьбы.

– На этот раз это конец августа, – усмехнулась я.

С самой помолвки леди Луиза переносила эту дату все дальше и дальше. Я не горела желанием поскорее выйти замуж, но непостоянство в решениях леди Арвель наводило на мысль о том, что она нарочно оттягивала торжество. И это порядком действовало на нервы.

Видимо, Офелия прочла мои мысли:

– Расслабься, petitechérie4, решение окончательное. Мама надеется, этого времени Эрнесту хватит, чтобы одуматься и отказаться от своих намерений.

Мои брови озадаченно поползли наверх. Офелия весело рассмеялась, хватая меня под руку:

– Знаешь, за что ты мне нравишься, monchérie5? – я отрицательно качнула головой. – Потому что как бы ты ни старалась, не можешь удержать эмоции в себе.

– Не думаю, что для нас с тобой это разумно, Фели. Разве нам не положено вести себя как монашки и говорить, только когда дозволено? – я одарила ее ироничным взглядом.

– Очень тонко, однако. Да, поэтому мы продолжаем выражать свои чувства… молча, – она с наигранной задумчивостью начала перебирать ярко окрашенные пряди.

Я не смогла сдержать смешок, и она снова заливисто рассмеялась. Мы так увлеклись, что не заметили Нэнни – добродушную пожилую служанку Офелии, которая торопилась к нам.

– Леди Лоттен, утро доброе! – я была удостоена коротким поклоном прежде, чем Нэнни продолжила: – Офелия, мне только что сообщили, что в поместье прибыл господин Мэлтон.

Вся радость мигом улетучилась с лучезарного лица юной девушки. Она насторожилась, свела брови и спросила:

– Правда? Как давно?

– Насколько мне известно, не более десяти минут назад.

– И чего же он желает? – Офелия прищурилась с подозрением.