«Представь сканер,» – бормотал Рой, его пальцы летали. «Как металлоискатель, но для этой… цифровой проказы. Ловит не сам вирус, а его отпечаток на железе импланта. По этим аномалиям.» Он создавал алгоритм, обучая его на данных Юли. «Если он сработает… мы сможем видеть заразу издалека. Через стены. Через толпу. Находить „Проводников“ и точки заражения, не влезая в сети.»

Юля наблюдала, и впервые за этот кошмарный день в ее глазах мелькнуло нечто, кроме ужаса и ярости. Восхищение. Грязный, израненный хакер, на коленке собирающий оружие из обломков, используя ее медицинские данные как боеприпасы. Это была алхимия отчаяния – сплав нейробиологии и криптографии.

«Есть!» – Рой выдохнул, откинувшись. На экране его терминала запульсировала простая программа. В ее основе – сложная математическая модель, сопоставляющая реальные данные с имплантов (украденные Роем ранее) с нейронными паттернами Юли. «Прототип. Назовем… „Паразитоскоп“. Грубо. Дальность – метров 10, не больше. Но если он увидит аномалию, совпадающую с твоими клиническими данными – запищит.»

Он отцепил от терминала маленький, самодельный сенсор – кусок платы с антенной. «Вот глаз. Подключается к любому комм-линку. Выдает тревогу на вибро.»

Юля взяла сенсор. Он был теплым, неказистым. Но в нем была первая надежда. Первое оружие в их безнадежной войне.

«Проверим?» – спросила она, глядя на дверь бункера. За ней – целая клиника, набитая потенциальными «Проводниками» и сотрудниками с имплантами.

Рой усмехнулся, болезненно. «Боишься, доктор? Что твой начальник Эдгарс светится, как новогодняя елка?»

«Боюсь, что да,» – честно ответила Юля. Она подключила сенсор к своему отключенному от сети комм-линку. «Но знать – лучше.»

Она осторожно приоткрыла дверь бункера. Коридор служебного этажа был пуст и тих. Она вытянула руку с сенсором. Маленький светодиод на нем горел ровным зеленым. Ни звука.

Они переглянулись. Первая проверка. Чисто.

«Пока игрушка,» – пробормотал Рой, но в его глазах горела искра азарта. Изобретателя. Борца. «Но идея работает. Можно улучшить. Увеличить дальность. Снизить ложные срабатывания.»

Юля закрыла дверь, снова запирая их в свинцовой клетке. Но теперь в клетке было не только отчаяние. Было понимание врага. Было первое, хрупкое оружие. И было что-то еще, витавшее в спертом воздухе между ними – не просто союз по необходимости. Признание. Он видел в ней не просто легала, а ученого, чьи данные были ключом. Она видела в нем не просто тень, а гения, способного превратить ее клинические наблюдения в цифровой меч.

«„Паразит“ перестраивает нейронные связи,» – тихо сказала Юля, глядя на сканы. «Но, чтобы перестроить, нужно взаимодействие. Значит, он уязвим. Хотя бы на мгновение. Во время перепрошивки.»

Рой кивнул, его взгляд стал острым, как скальпель. «Значит, нужно найти момент. Когда он обновляется. Когда получает новые команды от Архитектора. Когда он… открыт.» Он ткнул пальцем в зловещий логотип на экране. «И ударить. По нему. И по тому, кто им управляет.»

В свинцовой тишине бункера они смотрели на карту зараженного города и на растущий в космосе «Костяк». Они были крысой и кошкой, запертыми в одной клетке с тигром. Но крыса нашла камень. А кошка – клыки. Игрушки против бога. Но это было все, что у них было. И они собирались использовать это. До конца.

Воздух в приемной заместителя министра здравоохранения по нейротехнологиям, Аркадия Петровича Волкова, пахло дорогим деревом, кожей и едва уловимым ароматом корпоративного успеха. Глубокие ковры, антикварная мебель, голографические пейзажи Альп на стенах – все кричало о власти, стабильности и абсолютной удаленности от пыльных коридоров «НейроСкан» и свинцового удушья бункера. Юля чувствовала себя чужим телом в этом храме благополучия. Ее серый медицинский костюм казался убогим, а Рой, в своей чистой, но явно немаркой одежде и с бледным, осунувшимся лицом (рана на плече ныла под повязкой), выглядел как вор, забравшийся не в ту дверь.