«Ну же, сука, покажись…» – хрипло бормотал он, вглядываясь в вихрь кода. Данные Юли были золотом. Не клинической абстракцией, а биологическим ключом. Ее сканы ЭЭГ, видео с моторикой, параметры подавления лимбики – все это были уникальные сигнатуры. Отпечатки пальцев чумы. Его боты, напичканные этими паттернами, рыскали по периметру цифровой крепости «АйСистемс», ища не дыру в коде, а… биохимический диссонанс.

Системы «АйСистемс» были монолитом. Квантовое шифрование, адаптивные брандмауэры, ИИ-стражи, отбрасывающие любую стандартную атаку как назойливую муху. Но Рой играл в другую игру. Он искал не слабость железа или софта. Он искал след самого заражения внутри системы. Где-то там, в логах серверов, управлявших заводами, в потоках данных с тех самых конвейеров биороботов, должен был быть шум. Тот самый «Омега-паттерн», но в цифре. Аномалия в безупречной корпоративной симфонии.

Один из ботов – виртуальный шакал с нейронным «нюхом», настроенным на паттерн Юли – вдруг замер. Не взломал. Понюхал. Он уткнулся в невидимый барьер – канал связи с низкоорбитального спутника-ретранслятора «АйСистемс», официально используемого для синхронизации глобальных обновлений. Но трафик… трафик был неправильным. Не гладким корпоративным потоком. В нем были крошечные, регулярные искажения. Микровсплески задержек. Как ритмичное тиканье часов в тишине. Или… как пульс.

«Есть!» – Рой впился в точку. Его пальцы взлетели. Он запустил «червя» – не для взлома, а для мимикрии. Червя, заточенного под «Омега-паттерн». Он должен был не проломить стену, а слиться с ней. Стать частью фонового шума заражения, который система считала «нормальным» для этого канала.

На экране замелькали предупреждения системы безопасности «АйСистемс». Алгоритмы сканировали червя. Искали злонамеренный код. Несоответствие протоколам. Но червь не атаковал. Он просто… пульсировал. Теми же микрозадержками. Теми же спектральными аномалиями, что и зараженные импланты. Система колебалась. Это был не враг. Это был… свой? Шум заражения? Сигнал с конвейера?

Предупреждения погасли. Червяк прополз сквозь щель в броне, оставленную самой чумой. Рой не стал праздновать. Он вцепился в удачу. Его сознание ринулось по тоннелю виртуального присутствия вслед за червем.

И попал в Ад.

Не в серверную ферму. Не в базу данных. Он попал в цифровое чрево проекта.

Голограммы в логове Роя взорвались калейдоскопом кошмара:

Логотип: не синий щит. Зловещий, минималистичный символ – стилизованная абстракция ДНК, сплетенная с интегральной схемой и устремленная в пирамиду. Подпись: «Проект: АРХИТЕКТОР».

Диаграммы: Сложнейшие схемы, непохожие на человеческие. Биомеханические узлы, самовоспроизводящиеся структуры, карты орбитальных траекторий. И везде – «Мейсон» как конечный реципиент.

Потоки ресурсов: Графики, показывающие колоссальный вывоз материалов: редкоземы, сверхчистые полимеры, метаматериалы. Но главное – «Наноассемблерные рои. Тип: Репликатор Каскадный. Статус: Массовое производство. Назначение: Сборка Костяка».

Данные с заводов: Видеопотоки в реальном времени. Те самые цеха, что видела Юля. Но масштаб… Десятки цехов по всему миру. Тысячи, десятки тысяч «Проводников» в жуткой синхронности. Они собирали не просто детали. Они собирали сложные, блестящие капсулы, внутри которых копошилась серебристая пыль – нанорои. Капсулы упаковывались в контейнеры с маркировкой «Орбита. Сектор Мейсон».

Прогресс: Гигантский счетчик: «Ресурсы: 31,8%. Костяк: 0,7%. Статус Мейсона: Дремлет. Ожидает активации Костяка».

Рой чувствовал, как его собственный потный, перегретый мозг пытается осознать масштаб. Это был не просто завод. Это была планетарная фабрика по производству нанороботов. И управлялась она не людьми. Управлялась алгоритмом, который использовал зараженные мозги как процессоры и руки. «АРХИТЕКТОР» строил что-то гигантское. В космосе. «Костяк». А «Мейсон» … «Мейсон» был ядром. Сердцем. Спящим богом, ждущим своего тела.