– Прошу вас, помогите мне! Я готова отдать всё! Только помогите мне! Я так рада, что дозвонилась. Прошу вас.
Лили спрашивает у телезрительницы:
– С какой проблемой столкнулась твоя семья? Алкоголь, азартные игры?
Из динамиков доносится громкий вздох. Он заполняет собой всё пространство, оседает, как пыль на декорациях, преломляет свет софитов, проникает в провода, распадается на молекулы, со скоростью света долетает до космических спутников, и оттуда, разбившись на миллиарды разных чисел, облачившись в цифровой кодовый сигнал, вторгается в дома сотен тысяч телезрителей.
Лили спрашивает:
– Давай уточним, Анна, что тебе нужно? Снять порчу или открыть денежный канал?
Невидимая Анна набирает в свои невидимые лёгкие воздух. Сотни тысяч телезрителей наблюдают за тем, как невидимые слёзы стекают по невидимым морщинам.
Глядя в камеру, Лили говорит:
– Понятно.
Она заталкивает наушник ещё глубже и говорит:
– Как давно тебе изменяет муж, Анна?
Лили говорит:
– Сделай звук телевизора тише и ответь на вопрос.
Камера переключается на руки Лили, на её тонкие пальцы, браслет из синих бусин. Голос в наушнике предупреждает, что сейчас камера покажет крупным планом глаза Лили, а потом начнёт плавно отъезжать назад. Всесильная заступница, единокровная мать, рассуди и обереги, обними и поцелуй, перевяжи кровавые раны, огради от домашнего насилия, верни на тропу добра и света, свяжись с энергоинформационным полем Земли, гармонизируй отношения, верни мужа в семью.
Из-за погони я перестаю замечать детали: не вижу ни рекламных плакатов, ни дорожных указателей, ни трюка, который выполняет Лили в прямом эфире своего телешоу – переключая камеры, закатывая глаза, пуская плотную слезу по нижней стрелке, прямо по линии роста ресниц.
Лили говорит:
– Ыфалдор… дяшарф… лчаошав… лдывка… ша… ырмаз… вялсацо… кумииста… разсцато… граника… пернес…
В ответ на рыдания Анны, почти шёпотом, сжимая губы, кряхтя и зевая, Лили бормочет в камеру:
– Фуцашфат… ялсоядх… вавахад… Ывцымых… сытыпарла… лавомдарно… лаомы… катанад…
Слова Лили – как целебный дождь из рецептов и ритуалов.
Она говорит:
– Караотата… дададад… зкрыаужцас… Кщыоатыцро… Фщволатйхылату…
Лили говорит:
– Фуцашфат… вавахад… ащай… аяк!
Лили говорит:
– Ащай… аяк!..
Лили говорит:
– Прощай, стояк!
Из-за погони я не замечаю этого.
ГЛАВА 7
В сиреневом свитере от Massimo Dutti я похож на сливовое дерево – медсестра говорит, что встречала такую модель на страницах журнала Vogue. Она закатывает рукав моей мятной рубашки до локтя – новинка от Tommy Hilfiger превращается в гармошку.
– А сейчас сожмите ладонь в кулак. Вот и отлично! – говорит медсестра и вонзает мне в вену прибор, похожий на насос для откачки нефти. Отворачиваю голову, зажмуриваю глаза.
На следующий приём я прихожу в поло Lacoste цвета фламинго – медсестра говорит, что оно отлично сочетается с лабораторными колбами.
– Вам очень идёт! Я видела такие футболки на распродаже.
В очереди все смотрят на мой плащ от Pierre Cardin, сшитый для королевских приёмов или для проходки по красной ковровой дорожке во время дождя. Приталенный, но свободный, сотканный из успеха, воодушевления и веры в себя, отталкивающий воду, вспышки фотокамер и зависть толпы, плащ без иммунитета к реальности: обтирать больничные стены в Pierre Cardin – это особо тяжкое преступление, террористический акт в мире моды.
– Слышал анекдот про парня, который перепутал похороны с благотворительным балом?
– Где-то здесь вечеринка по случаю коронации принца Чарльза?
– Ты думаешь, что попал на проект «Подиум»?
От стены отваливается кусочек плитки, выкрашенный в голубой больничный оттенок, хрупкий и влажный – в коридоре практически нет вентиляции, в окно хлещет лучами солнце.