со слезной слякотью дружу
и на ветру я не дрожу,
держусь на стихотворном хлебе.
На правде скользкой строю замок
любви безоблачной вовек –
наивный, слабый человек
я жажду счастия без рамок,
без меры нужен мне полет,
точнее, ввысь бессрочный взлет,
где я отчаянный пилот
рвусь к солнцу, будто не подранок…
«Нам только кажется, что спорим…»
60/41
Нам только кажется, что спорим
и слушаем друзей своих
и возражаем им и вторим
и понимаем будто их
и наши собственные речи
воспримут будто бы друзья
на самом деле мы при встречах
лишь каждый слушаем себя
но вновь и вновь
вниманья просим
раздумьям подводя итог
прервав кого-то
произносим
свой безответный монолог…
«Ни у кого не спрашивай КУДА…»
90/42
Ни у кого не спрашивай КУДА,
иди, если идешь, своей дорогой,
и пусть она извилиста, крута,
сил накопи добраться до порога.
Не спрашивай КОГДА ни у людей,
ни у небес – никто не знает срока.
Пусть жизни бренной тянется морока,
чем дольше, тем она подлей.
Не унижайся – про ЗАЧЕМ забудь,
нет смысла – есть одно существованье,
оно, увы, щедро на прозябанье,
и в этой щедрости великой жизни суть.
И никогда не вопрошай ГДЕ же предел,
невыносимой нет на свете муки…
Восток опять надеждою зардел,
так ПОЧЕМУ ты опускаешь руки?
«Нас не спрашивают…»
60/42
Нас не спрашивают
нас выбрасывают без парашютов
чтобы канули в землю
с черной своей высоты
чтобы падали вниз
и в паденье хватались за звезды
дотянуться к которым
всегда не хватает руки
нас не спрашивают
нас выбрасывают без парашютов
чтобы сами кричали
и слышали крики других
чтобы в наших зрачках
горы страшной земли вырастали
чтобы каждый из нас
каменея
навечно затих
«Я прибыл из небытия…»
90/43
Я прибыл из небытия
в существование мое,
где жизни райские края
таят в изнанке
житие,
где взлеты праведной души
низвергнуты
в провалы зла,
где дно мирское сокрушит
все излучения тепла,
где в повседневности пустой
теряется земная суть,
и где привычной суетой
засвечен судьбоносный путь,
и где едва мерцает Я,
в потемках вечного ничто,
стремясь проклятье бытия
подкрасить блеклою мечтой.
«Как странно отчужденье тела…»
60/43
Как странно отчужденье тела
к которому за день привык
ото всего
что неумело назвал
душою
мной – язык
как странно
связь с собой теряя
при засыпании простом
успеть подумать вдруг о том
что так сознанье прерывает
поток свой так оно в тупик
заходит так за мигом миг
распад частицы бытия
Я замыкает на НЕ-Я
…и снова утро… стены…
одеяло скомканное и под ним
опустошенное валялось тело
телу моему сродни
и снова пробужденье наступает
и словно воздух по игрушке
надувной
сознанье поползет
приобретая ту форму самую
что станет мной
«Душа невидима и нет ей отраженья…»
90/44
Душа невидима и нет ей отраженья
в стекле озерном, в зеркалах земли.
Заснять ее под микроскопом не смогли,
и в небесах нет радуги ее смещения.
Душа собой и ширь, и даль объемлет,
и глубь, и высь, и ночь, и день.
Она одна на свете не отбрасывает тень
и смерть людскую не приемлет.
«Вот наша с жизнью временная связь…»
60/44
Вот наша с жизнью временная связь
осенний дождь и лист вцепился в грязь
как он к асфальту мокрому прильнул
как не хотел, чтоб ветер его сдул
как сырость беззаветно он любил
но гибельный рассвет все ж наступил
и поутру листву смела метла
и ворох тот потом сгорел дотла
«Ах, вода ты, вода, холодна и темна…»
90/45
Ах, вода ты, вода, холодна и темна,
отражается гладью озерной луна,
и стволы опрокинутых в небо берез,
и усадьбы старинной белесый откос,
и закатных мозаик бездонный простор,
и путей этих звездных Млечный узор.
Ах, вода, ты вода, ты не знаешь, что есть
на земле и зима, и весенняя весть,
и беда не одна, счастья-радости круг,
и любви и добра белопарусный струг.
Ах, вода, ты вода, сонно-вольно течешь,