Я опять невольно на парня. Он продолжал смотреть на меня. Нет, не без отрыва. Урывками, что-то черкая в тетради. Что он делает? Да он, похоже, рисует меня. Я покраснела. Ну, кто меня еще рисовал? Петраков? Не смешите меня! Никто меня никогда не рисовал.

– Сегодня я хотела бы выяснить, знакомы ли вы в общих чертах с транскрипцией. В принципе, это простая фонетика и это немного проходят в школах, при изучении букв и звуков. – Я посмотрела на него. – Вот вы, как вас зовут?

– Максим Севастьянов.

– Не могли бы вы что-нибудь нам затранскрибировать?

– Мог бы.

Он что, издевается? Тоже мне, нашелся остряк!

– Ну, прошу вас к доске, мистер Мог Бы.

В аудитории раздались смешки. Да, Максим Севастьянов, не на такую напали. Последнее слово всегда остается за мной! Не думайте, что потеряла от вас разум и силу воли. Что же это такое, в самом-то деле, а? Нельзя уж молодой женщине увлечься парнем, так это что, повод вообразить себя Казановой? Сопляк!

Севастьянов стоял у доски.

– Что-нибудь свое затранскрибировать, Эльга Сергеевна, или ваше?

– А вы тоже пишете стихи, Севастьянов?

Смешки студентов просто вдохновляли меня на новые подвиги.

– Тогда что-нибудь из Пушкина, – кивнул Севастьянов.

Ах, вот как, мистер Остряк?

– Давайте из Ницше, вам это будет ближе.

– Нет, я предпочитаю Шопенгауэра.

Ага, ты из той породы юнцов, которых нельзя переговорить и переспорить? Думаешь, самый умный?

– Странно, конечно, в вашем возрасте предпочтение отдается Фрейду.

– Фрейда я прочитал еще в подростковом периоде.

– И вам не понравилось?

– Это смотря в каком смысле. Как чтиво – понравилось, как теория – нет.

– Вот он, студент филологического факультета. Очень интересно. Чем же не понравилась теория Фрейда?

– Да он просто псих, Эльга Сергеевна.

– Почему же?

– Женоненавистник.

– Как и Ницше, я думаю.

– Фрейд унизил роль матери. И вообще, по его теории можно снимать триллеры с элементами эротики. Например, «Блудная мать». «Блудная мать-2». «Возвращение блудной матери». «Блудная мать возвращается снова». «Неотвратимость блудной матери».

Студенты в аудитории покатывались со смеху, а я окинула Севастьянова совсем не учительским взглядом. Интересный, однако, парень.

– Так, ладно, предположим, я с вами соглашусь, Севастьянов. Но значит ли это, что вам по душе теория Шопенгауэра?

– Какая из теорий?

– К примеру та, где затрагивается роль материнства и отношения полов.

– Я не согласен с тем, что мужчина видит в женщине исключительно будущую мать своего ребенка.

– Это когда у полов конфетно-буфетный период, а потом?

– Это смотря какая женщина.

– То есть, судя по вашему ответу, есть женщины-любовницы и женщины-матери, так?

– Если вы о теории Шопенгауэра, Эльга Сергеевна, то мужчина изначально видит в женщине будущую мать.

– По-моему, логично.

– У меня своя теория, Эльга Сергеевна.

– Интересно узнать. Не хотите поделиться?

– Я думаю, что мужчина любит женщину по совсем другим причинам, у каждого мужчины свои причины, интересы, пристрастия и предпочтения в выборе женщины. Но если мужчина не хочет от этой женщины детей, то конфетно-буфетный период заканчивается и они расстаются.

– Что ж. Вполне логично.

Судя по теории Севастьянова, меня никто никогда не любил.

– Все это красивые предположения. Дети должны появляться не от любви. Дети – это ответственность.

– Не согласен. Ответственность должна быть в отношениях сразу.

– Ах, вот так… Что ж…

Я непроизвольно кивнула. Странно, что у такой девицы, как я, воспитанной в строгих правилах, все отношения были безответственными…

– Интересный предмет философия, – протянула я, продолжая разглядывать Севастьянова. – Это искусство ездить по ушам и оставаться безнаказанным за свое поведение, нужно только правильно выбрать себе мотивацию, да, девушки?