Соседка Валентины прислушивалась к чужому разговору, испуганно моргая, потом не выдержала:
– Проводнику сказать надо про чемодан. Как же вы без документов?
– Ищи-свищи энтот чемодан, – хмыкнул дед с газетой. – Кто увёл, того уже нет!
– Всё равно надо сказать, пусть поищут.
– Сказать-то можно, а толку?
Он и мысли не допускал, что чемодан сам по себе потерялся.
Покопался в кармане и достал две мятые купюры по пять рублей.
– Эх, держи, девушка, вроде как милостынька тебе.
Вика вспыхнула, но не в её положении было отказываться.
– Спасибо.
Она никогда не видела таких старых денег и стала рассматривать серо-голубые банкноты с цифрой пять в гильоширной розетке, парашютиста на фоне самолёта.
– Первый раз деньги увидела? – мелко рассмеялся дед.
Вика опомнилась и спрятала «милостыньку» в карман куртки.
Куйбышев
Поезд едва волочился, часто и подолгу простаивал на разъездах, пропуская крытые брезентом платформы и санитарные поезда. Вика вспомнила, как сказала проводнице: «Спать я уже дома буду!» – и горько усмехнулась. Ехали двое суток.
Вагон отапливался маленькой печкой. Было холодно, по полу гуляли сквозняки. Виктория сидела с закрытыми глазами, подобрав ноги и закутавшись в тонкое одеяло.
«Это дурной сон, это не может быть правдой. Я сейчас проснусь и увижу своё купе», – подумала Вика и зажмурилась, сосчитала до десяти, медленно открыла глаза. С разочарованием увидела, что сон продолжается. Серёжа поглядывал на неё с любопытством, бросив игрушечный грузовик, Валентина дремала, привалившись спиною к стенке купе, старик с боковой полки пил чай, громко отхлёбывая из кружки, – он выходил на станции за кипятком.
– Давай кипяточку налью, у меня целый чайник. – предложил дед, заметив Викин взгляд.
Та покачала головой: наливать не во что. Валентина покопалась в сумке и протянула алюминиевую кружку.
– Вот, возьмите.
– Ещё кому надо? – спросил дед стал наливать кипяток в подставленные стаканы и кружки. – Сахару нету, жалко.
– У меня есть конфеты… – Вика достала из рюкзака несколько леденцов и угостила своих попутчиков.
Прихлёбывая из кружки, она снова задумалась.
«Вот так попала в историю… Зачем только пошла в этот вагон-ресторан? Сейчас бы уже лепила с мамой пельмени к празднику, салатики бы крошила… В колонне бессмертного полка шла бы с портретом прадеда Ивана, телевизор смотрела. Эх… ладно, нечего себя жалеть – глаза и так на мокром месте. Только слёз сейчас не хватало…»
Вика сходила в уборную, помыла кружку и отдала Валентине.
«Куда я еду и зачем? – вернулась она к размышлениям. – Никого в Самаре у меня нет, родных нет, дома тоже нет. Лучше уехать в Москву при первой возможности. Может, на том месте, где бомбили, какой-то портал, и я попаду в своё время?»
Поезд сбавил ход.
– Полчаса стоять будем! – объявил проводник.
Вика выглянула в окно. Рядом с длинным одноэтажным зданием с арочными окнами стоял деревянный навес, на крыше которого была прибита вывеска: «Горячие обеды». Рядом с прилавком толпился народ.
Пассажиры зашевелились, потянулись к дверям. Валентина тоже поднялась, взяла эмалированную мисочку и пошла с Серёжей к выходу.
Вика подсела к окну. Она видела пар, валивший от больших чёрных котлов, мелькающие в руках раздатчиц круглые половники. Неподалёку от навеса грелся большой бак, похожий на самовар, к нему подходили люди с чайниками, котелками и кружками, отворачивали краник и набирали кипяток. Вика догадалась, что это титан, хотя никогда раньше его не видела, а только читала.
Она давно была голодна. Валя по доброте своей предлагала то бутерброд, то варёную картофелину, Вика отговаривалась, что уже поела, купила на станции пирожок. Теперь она достала из рюкзака яблоко и стала есть, откусывая кусочки от красного бока.