– А и ничего, Владичек, всё у меня как раз и складывается! – тут же нашлась Любочка. – И знаешь, мой хороший, ведь и наука наша тоже не стоит на месте, и уже теперь ученые многого добились, и скоро будет возможно искусственное оплодотворение, так что достаточно только немножко… ну скажем так, мужского материала… – тут Любочка ханжески, конфузливо замялась, – и все, решена проблема.
– Ну-у, думаю, нашим советским мужикам такая идея вряд ли понравится… – пробубнил Владичек.
Информотдельский народ захихикал, глазки у всех маслено заблестели.
И тут неожиданно в разговор вмешалась Вера, которая обычно не участвовала в таких дискуссиях и сегодня, казалось, была погружена в свежий выпуск Messaggero:
– Любовь Михайловна, а вы знаете, ведь даже и советские женщины при социализме хотят красиво одеваться, иметь модную стрижку… – тут она сделала паузу, демонстративно скептически оглядела узкую американскую джинсовую юбку, изящный французский замшевый жакет, свежую Любочкину стрижку, наверняка сделанную у модного мастера в дорогущем салоне «Чародейка» на Калининском проспекте. – И потом все-таки, как быть с женственностью, если она уже есть, с нарядами?
– Да, Любочка, – вмешалась в разговор Зоечка Прохоренко, – все-таки ведь действительно мужеподобные шкафообразные асфальтоукладчицы или необъятных размеров работницы железных дорог в оранжевых жилетах – это как-то уж чересчур!
– Ну… – не нашлась Любочка.
– Любовь Михайловна, – продолжала Вера, – так что, а может быть, вы хотите стать амазонкой?
Вера задала этот вопрос негромким, подчеркнуто доброжелательным тоном, и Любочка не почувствовала подвоха. Народ в комнате замолчал, задумался, а сидящая всегда почему-то на столе и накручивавшая диск телефона тонким карандашиком, чтобы не испортить свеженаманикюренных ноготков Танечка Макарова отставила в сторону телефон и подошла к Вере.
– Вер, я чего-то не поняла… ты это к чему? Что ты имеешь в виду? – озадаченно посмотрела на нее Любочка.
– Ну а как же, Любовь Михайловна, – парировала Вера, чувствуя, что пришел, наконец, ее звездный час, – можно мне вас так называть? Мне как-то неудобно называть вас иначе, я все-таки намного моложе… Так вот, Любовь Михайловна, если мы все снова станем воинственными, пусть даже мужеподобными амазонками, то как раз исполнится ваша мечта, потому что мы тогда будем опять сильными, мужественными и сами будем выполнять тяжелую работу, и бить молотом по наковальне, и оборонять наше государство от врагов, а себя самих – от мужчин, а главное – тогда нам не нужны будут мужчины для оплодотворения и зачатия наших детей!
Танечка Макарова подняла за спиной у Любочки большой палец в знак одобрения.
– Нет, но я всё-таки не поняла, к чему ты клонишь-то вообще? – недоумевала Любочка, как-то пропустив Верину колкость относительно собственного возраста. – Да, все правильно, ну, были когда-то такие амазонки, и было их царство, ну и действительно, обходились они без мужчин… Кажется, даже в момент зачатия… И надо полагать, было им хорошо, солений-варений мужикам они не закручивали, борщи у плиты не стояли-не варили, по-всякому их не обихаживали… Так что же тут плохого? Молодцы! Многое можно было бы и нам позаимствовать. Чистый матриархат!
– А то плохое, Любовь Михайловна, – сказала Вера отчетливо и с расстановкой, – то плохое, что амазонки были лишены любви и нежности, и никто их не любил, и они оплодотворяли сами себя, а уж это распоследнее дело, потому что – а как же сладостный процесс?..
Комната поперхнулась, затем взорвалась хохотом, тем более, что Любочке очень нравился именно этот самый