– А как же иначе? – Её плечи нервозно приподнялись и бессильно упали.

– Они спасли мне жизнь! – От возросшего волнения кровь прильнула к его щекам.

– Спасли жизнь? Погоди, как они могли спасти тебе жизнь? Объясни, – в глухом увещевании Виды промелькнуло беспокойство.

– Ко мне привязался какой-то бес, Сеера называла его прилипалой вроде, – принялся пояснять Матфей, хотя это всё больше тянуло на оправдание, отчего становилось тягостнее. – Он из меня жизнь едва не выкачал, да кошка вовремя его осадила, и он дал стрекача, только пятки или что там у него замелькали.

– Что?! К тебе прицепился реморак? – В ужасе голос матери зашёлся до глубокого вдоха. Она походила на рыбу, выброшенную на песок, что широко разевает рот, не в силах надышаться, лишь ускоряя свою погибель. – Но ты должен был его заметить ещё раньше. Они так сразу не подступают к жертве. Они её пасут около недели или двух, прежде чем напасть.

– Так и было, – кивнул Матфей. – Я его заметил напротив калитки в день рождения. Мне стало не по себе от одного вида этого – не знаю чего.

– Так вот почему ты тогда был сам не свой, когда я тебя позвала к телефону, – припомнила Вида.

– Ну да, не самое приятное зрелище, когда убираешь листья во дворе.

– Но почему ты мне не сказал? Почему не сказал своему прислужнику?

– Я решил, что это ребёнок, правда, рановато вырядившийся к Хэллоуину, – ответил Матфей. – И что меня сочтут ненормальным. Да и вообще, мало ли чего странного творится вокруг. Не буду же я из-за каждого ряженого поднимать переполох.

– Ох, Матфей! – воскликнула Вида и, схватив его ладонь, прижала к своему лицу. – Мой недотёпа, глупенький мальчишка!

– Мам, ты чего! – смущённо проговорил сын и попытался отнять руку, но мать не пускала.

– Это чудо, что там оказалась та кошка, иначе бы… иначе бы…

– Ну-ну, ладно тебе, – как можно мягче и тише произнёс Матфей. Даже не верилось, что минутой раньше он испытывал к матери негатив. Всё его естество обмякло и млело пред её кроткой любовью. – Я здесь, со мной всё, как видишь, в порядке. Но Сееру и Рарога я не могу выставить на улицу. Ни за что.

– Какое там! – всхлипывая, пролепетала Вида. – Я сама не позволю им там оказаться. Они спасли моего мальчика. Отец согласится.

– Он знает, что я…?

– Что ты – всеслух? Да. Юстина это сильно беспокоит, так же, как и меня, – кивнула мать. – А кошка и та ящерка пусть живут столько, сколько захотят. А что с их хозяевами?

– Они погибли. Там какая-то тёмная история с вурдалаками.

– Только этого не хватало. Тьфу-тьфу, – Вида отпустила его ладонь, глаза влажные, но не разразившиеся слезами, смотрели с новым беспокойством на сына. – Они распоясались в последнее время. И когда праведники с ними покончат? Хотя и эти не лучше тех. Но ты правильно поступил, сына, они спасли тебя и теперь твоя очередь помочь им. Ты в них уверен?

– Да, – сказал Матфей. – Они ненавидят вурдалаков и не доверяют праведникам.

– Ну что ж, что ни делается – всё к лучшему, надеюсь, – произнесла Вида. Глаза её вновь прояснились и лучились зеленью. Она распрямила плечи, потянулась и добавила. – Теперь ступай. И, сына, будь осторожен. Теперь тебе следует вдвое, нет, втрое быть внимательнее.

Первое что услышал Матфей, когда переступил порог своей спальни, был саламандровый писк из-под кровати:

– Кто твой прислужник?

– Ворон, – ответил юноша. – Кстати, проблем с вашим проживанием не будет. Я всё уладил.

– Это превосходно, – промурлыкала кошка, возлежавшая чёрным сфинксом средь двух самых высоких складок одеяла, – а кормить нас, когда будут?

– Ой, точно, вас нужно покормить! – Матфей хлопнул себя по лбу, сетуя на нерадивость и забывчивость. – А что вы едите обычно?