– Ворон?! – всполошился Рарог под кроватью, он заёрзал там, совершая странные передвижки, но выбираться, по всей видимости, не собирался. – Только не это!

– А что не так с во́ронами? – удивился юноша столь внезапному и бурному проявлению недружелюбия к своему прислужнику.

– Всё не так! – пропищал Рарог. – Сущие исчадия ада. Ложки-поварёшки, остались от козы рога да ножки.

– Рарог хотел сказать, что этот народец не сулит ничего хорошего, – вымолвила кошка, она тоже утратила былое спокойствие, и когда Матфей присел на краешек постели, тут же подошла к нему и прижалась, словно искала под его боком защиту и надёжное укрытие. Но, тем не менее, голос её хранил былую невозмутимость и мягкость. – Особенно саламандрам.

– Не понимаю, – растерялся Матфей от этих недомолвок и почувствовал, как к его ноге прикоснулось холодное чешуйчатое тело ящера.

– Вороны, эти ненасытные бестии, пожирают наших малышей, а порой и не брезгуют взрослыми саламандрами! – воскликнул в особом порыве гнева Рарог, затем возмущённо пискнул и вновь забрался подальше в тёмную подкроватную нишу. – Видишь во́рона – беги, а попался – так терпи.

– И котятами тоже, между прочим, – заметила Сеера.

– Не знал, – отозвался Матфей, – но, думаю, Гамаюн вовсе не так свиреп и ужасен, как другие его родичи.

– Гамаюн?! Ты сказал – Гамаюн? – воскликнула кошка, вздыбившись и отстранившись в то же мгновение. – Из рода Чёрных?

– Да. А что такого-то?

– О, эта птица ещё та знаменитость. Он Низложенный прислужник, – мяукнула Сеера, голосок её утратил мягкость и стал колючим и шершавым, как розовый язычок. – Вернее был им триста лет назад. Старая, поросшая мхом и плесенью история. Был у него господин, вроде тебя, а потом его не стало. Пропал и всё тут. Говаривали, будто он тоже был всеслухом. Но разве можно верить всему, о чём говорят?

– Тоже был всеслухом? – Эта мысль поразила Матфея сильнее, чем тот факт, что у Гамаюна был союзник до него. Юноша догадывался, из недомолвок ворона о том, что он не первый господин у чёрной птицы, но, чтобы всеслух…

– Вот именно, господин! – донёсся из-под кровати яростный писк Рарога. – И это весьма и весьма подозрительно!

– Но он не знал, о том, кто я, когда подписывал договор. В этом я уверен, – возразил Матфей.

– Он мог тебя заведомо обмануть, – высказала подозрение Сеера. – Ввести в заблуждение о своём незнании. Эти во́роны так коварны!

– Нет, я так не могу, не могу поверить в ложь Гамаюна! – Матфей вскочил с кровати и заходил широкими шагами по комнате. – Не могу! Он мой прислужник и не может мне навредить. Договор ему не позволит. Разве не так?

– Так-то так, но лазейки всегда есть, – промурлыкала кошка. Она повторяла за новым хозяином маршрут, наворачивая кружки мелкими шажками по скомканной поверхности одеяла. – Без выгоды себе ворон ничего делать не будет. Это самый ушлый народец из всех прислужников.

– Мы дождёмся его и спросим, – решил Матфей. – Я не собираюсь за его спиной делать какие-либо выводы. Тем более что мы с ним связаны пожизненно.

Будто услышав его, со стороны окна раздался знакомый стук. Все вздрогнули, в том числе и юноша. Но тут же опомнившись, Матфей отдёрнул золотистую занавесь штор и открыл окно, впуская союзника. Ворон тёмным облачком спикировал на подушку и хотел было по обыкновению устроиться поудобнее, но тут взгляд его прозрачно-синих глаз заметил бархатистую кошачью тень на кровати. Как только Гамаюн впорхнул в спальню, Сеера тут же стремительно покинула облюбованный ею пятачок одеяльного покрытия и устремилась к новообретённому хозяину. Птица тут же подскочила и, с укором глядя, заверещала на Матфея.