А затем настала вторая волна. Без подготовки и предисловий ей бросили в лицо её предательство и потребовали объяснений. Как же это всё вторично и бессмысленно, думала она, да и зачем. Решили судить – судите, гоните, проклинайте. Что сделано – того не воротишь, давно известная истина. Но им того мало, им нужен повод и смысл.

И тогда она сбросила с души завесу, которая служила отменной драпировкой истинной личности Луции Бавервильд на протяжении десяти лет.

На удивление всех, возмущение захлестнуло Виктора Сухманова, он как одержимый, что до последнего защищал Лую, теперь едва ли не поносил ту последними словами. Эрик не был так жесток, но желчи хватило и у него. Матфею нечего было сказать, он выдохся окончательно, физически и морально. Юна прикусила язык, она единственная готова была вскочить и заслонить своим телом бессильную, распластавшуюся на матрасе бледную Луцию. Этот порыв шокировал Юну, но она, как и Матфей, тем более, как бы ни бесился Вик и гневался Эр, они также – все прикипели к рыжеволосой плутовке и считали её подругой. Наверное, от того и было больнее Вику.

Луция пропускала мимо ушей его брань, тонко вымеренный сарказм Эрика раздавался в дали – для неё точно капли воды из крана падали наземь и разбивались напрасно. Всё её мироздание сошлось в одной точке, в частичке света, в солнечном камешке, который она ласково поглаживала пальцами. То, единственное чудо, что волшебной нитью удерживало прошлое, не давало захлебнуться в чёрном ничто, засасывающим разум. Спасательный круг. Луя улыбнулась, вяло, бледно.

Эта её улыбочка вконец взбесила Виктора. Он тут же подскочил к ней и, заметив, куда устремлено всё её внимание, с размаху выбил янтарь из девичьих рук. Улыбка тут же скисла, глаза, в которых жила вишнёвая искорка – померкла. Но Виктору не стало легче, так гадко он никогда себя не чувствовал. Подонок, нашёл с кем тягаться! С девушкой. С той, кто ему…

– А, э-э, Вик, – Эрик Горденов напрягся и сделал предупредительный шаг в их сторону.

Виктор чертыхнулся и отошёл прочь, стыдясь смотреть ей в лицо. Но Луция или как её там не реагировала. Она сидела, плечи опущены, руки повисли, утратив драгоценность – безвольная кукла, сломанная марионетка, ни дать ни взять.

– Как жучок в смоле, – её голос, казалось, тоже надломился.

Первой, как ни странно, очнулась Юна, она подобрала золотистый камешек. Приглядевшись хорошенько, она разглядела в его прозрачной толще крохотную букашку – невольного пленника капли древней смолы и, подойдя к отрешённой девушке, осторожно, с особенным тактом, с каким, наверное, врач общается с особо больным пациентом, взяла упавшую ладонь Луки и мягко вложила утрату на ладонь. Пальцы тут же сомкнулись над сокровищем.

– Откуда он у тебя? Это же янтарь? Верно? – заговорила с ней Юна.

Матфей поразился той заботе, что таилась за тревожным взглядом подруги: сама едва не погибла по вине предательницы, но точно всё решила стереть из памяти или запрятать неприятное воспоминание куда-то очень далеко. Но стоит ли проявлять благородство, когда загонщик тебя подталкивает к пропасти?

– Да, это янтарь, – нервозно, выплёвывая из себя слова, отозвалась Луция. Речь ей далась с натугой, как если бы она задыхалась. – Подарок.

– Наверное, от очень дорогого и значимого тебе человека, – решила проверить догадку Юна.

– Это амулет и талисман. Она так сказала, – Луя продолжала, игнорируя слова собеседницы. Взгляд снова замерцал живыми искрами, прирос к кусочку солнца в ладони. – Она была так прекрасна, но ушла…

Эрик молча покрутил пальцем у виска, ему всё ясно: девчонка тронулась умишком и теперь заговаривается. Виктор отвернулся, и скрестил руки на груди так крепко, что кости заныли. Матфей же, впрочем, как и Юна, внимательно цеплялся за каждое выпархивающее изо рта Луки слово – она не спятила, она впервые раскрывалась там, где всю жизнь строилась стена.